Руфина Нифонтова, передача "Чтобы помнили"

Из детства помню: в нашем доме на книжной полке стояла открытка с портретом любимой маминой артистки Руфины Нифонтовой. Когда мой взгляд падал

Руфина Дмитриевна рассказывает:
Я никогда и не думала о кино. Мечтала о театре. Я родилась в семье железнодорожника. У нас все любили искусство: отец пел в самодеятельности, мать участвовала в драматических кружках, братья играли в самодеятельном оркестре. После седьмого класса я стала участницей драматического кружка. Первая роль — горничная Аннушка в пьесе Островского. После школы решилась поступить в Щепкинское училище, но меня не приняли. Самое ужасное — меня не приняла Вера Николаевна Пашенная, которая была председателем комиссии. Ее спросили:
-Почему вы не приняли Нифонтову?
А она ответила:
— О ком вы говорите? Эта рыжая? Эта тощая? Которая все чего-то басом читала? Кого она у нас играть будет? Мужчин, что ли? Мы для этого ребят берем.
Кто-то из членов комиссии пытался убедить:
— Но она изменится.
На что Пашенная отвечала:
— Вот когда изменится, тогда пусть приходит.

Наша собеседница — народная артистка СССР Руфина НИФОНТОВА
Ее имя широко известно. Выпускница ВГИК, блестяще дебютировавшая в кинотрилогии «Хождение по мукам», ставшая затем звездой Малого театра, Нифонтова и по сей день остается одной из наиболее известных советских актрис. Сегодня она — наша собеседница.
- Руфина Дмитриевна, имеет ли, на ваш взгляд, театр какое-нибудь значение в сегодняшнем обществе?
- Безусловно. Мы не вправе отнимать у театра его роли в современной жизни. Особое внимание обращается сейчас на духовность. И театр как проводник нравственности и культуры еще что-то значит.
- Как вы считаете, существует ли сейчас понятие «марка Малого театра»? Я спрашиваю об этом в связи с пошатнувшимся в последние годы авторитетом именитых соседей — Большого театра и Художественного (то есть МХАТа), сильно дискредитировавших себя в глазах театральной общественности. 
- По-моему, марка Малого театра сохранилась. К нам по-прежнему ходит зритель. А ситуация внутри Малого театра кажется благоприятной потому, что она менее обнажена прессой. Хотя, очевидно, к примеру, что 60 процентов труппы вовсе не занято в репертуаре.
Передача традиций настоящего русского драматического искусства, в котором бы сочетались высокая нравственность, гражданственность и художественный реализм,— это нить, тянущаяся от М. С. Щепкина к нашему поколению актеров. Старшее поколение заложило в нас святое отношение к сцене. Теперь ситуация изменилась. В театре много откровенной халтуры, безответственности, бездарности. Держать марку театра может и, главное, хочет отнюдь не каждый, и мне становится грустно от этого равнодушия вокруг. Время Щепкиных прошло, из старшего поколения остались в Малом только Е.Н. Гоголева и Н.А. Анненков. На них, прекрасных старых мастеров, в свои 90 лет выкладывающихся фантастически, и стремится публика.
К сожалению, в нашем театре не очень ценят хороших режиссеров: так, мы потеряли Б. А. Львова-Анохина, который поставил у нас много прекрасных, интеллигентных спектаклей — «Рядовых», «Утреннюю фею», «Фому Гордеева», «Холопов». В результате мы не имеем ни его последней работы (не понятых театром «Сказок Голливуда»), ни самого режиссера. Зато в недавнем прошлом мы легко допускали, что бывший главный режиссер театра В. Андреев мог взять «на свою ответственность» сырую, недоделанную премьеру — «Гостей» Л. Зорина. Мы не возражали против очевидных творческих неудач.

Поэтому, когда я слышу, что другие театры приглашают на постановки интересных режиссеров, когда я вижу их работы, мне обидно за себя, за свой театр. Уходит время, уходят наши актерские годы, а мы ничего не успеваем сделать. Ведь если есть Королевский шекспировский театр в Англии, почему Малый не может быть театром Русским национальным, представляющим классическую драматургию?
— Одна из неотложных задач — повышение зарплаты актерам. Иначе театры забастуют, как оркестр музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко. Как можно жить на 120 рублей в месяц?
— Я понимаю справедливость их требований. Но ситуация, когда зритель в зале ждет спектакля, а ему говорят, что театр бастует, несовместима, на мой взгляд, с актерской профессией. Вот врач, например, тоже не имеет права бастовать...
В театре сегодня неблагополучная финансовая ситуация. Он нуждается в поддержке, государственной дотации. Однако если в самом театре все продумано и построено правильно, он может и должен сам зарабатывать деньги.
- То есть вы поддерживаете коммерческий подход к искусству?
- Пожалуй, да. Когда я прихожу в театр к Марку Захарову, то вижу, что современный театр может иметь не только творческий, но и коммерческий успех. Я знаю, что актеры должны получать за свой труд и талант приличные деньги,— и у Захарова они получают. И это правильно. Почему актеры должны быть нищими, кто объяснит?
— Руфина Дмитриевна, если бы вас наделили чрезвычайными полномочиями в реорганизации театрального дела, с чего бы вы начали?
— Я не смогу, наверное, решить за весь советский театр, но если бы это касалось нашего Малого, я бы прежде всего попробовала заманить к нам интересных режиссеров. Как в театре имени Вахтангова: его режиссерское пополнение — П. Фоменко, А. Кац, Г. Черняховский, Р. Виктюк — может вызывать здоровую зависть. Те театры, которые рано поняли, что режиссура должна быть хорошей и разной, только выиграли.
Во-вторых, попыталась бы поднять престиж актерского труда, улучшить бытовые условия. Я не могу забыть, например, историю с Иреком Мухамедовым. Пробивая ему квартиру, убеждая в необходимости выделить ее высокие инстанции, театральная общественность без конца куда-то ходила, просила, писала письма. И это для ведущего танцовщика Большого театра! Когда, наконец, все благополучно разрешилось, он остался в Англии. Это как же надо было заморочить человека безнадежными бытовыми проблемами, чтобы он оставил страну.
- Над чем вы сейчас работаете в театре?
- Ни над чем... В филиале не могли идти мои спектакли с большой сцены, предполагаемая новая работа на камерной сцене сорвалась. В жизни вне искусства я занимаюсь воспитанием внука. Но я не хочу, чтобы роль бабушки стала единственной в моем «репертуаре». Я хочу играть и не хочу ждать, когда зритель начнет восхищаться моей способностью в преклонном возрасте выходить на сцену. Малый театр был всегда знаменит великими старухами. Но ведь каждый год для актера, а особенно актрисы, — на вес золота. Вот сделать бы пьесу на двух-трех исполнителей и поездить по стране, играя везде как в первый раз. Это «исконный» принцип Малого театра — играть до конца, на пределе своих возможностей, никогда не отдыхая на сцене.
- Что в нынешней культурной ситуации вас тревожит?
- То, как складывающаяся в стране духовная атмосфера отражается на искусстве сцены, на его взаимоотношениях с публикой. Исчез окружавший театр ореол, зрители идут в него не на встречу с прекрасным, а для того, что бы забыть об окружающих их в жизни проблемах. Изменяются и люди театра: молодые актеры стали рациональней, они проще относятся к профессии. Такова цена нашего унизительного быта, глупостей, совершавшихся с благословения чиновников от культуры.
Актеру в нашей нищей, пропитанной традициями казарменного социализма стране не просто сохранить в себе художника.
Есть горькая ирония в том, что советские актеры — академических ли, студийных ли театров,— возвращаясь с зарубежных гастролей, ощущают себя как-то по-другому. И для них уже невозможно писать в графе анкеты «род занятий» — «служащий». Он — не «служащий», он артист! 

Н. КОЛЕСОВА.
«ПРАВДА», 12 апреля 1991