Из него бы получился настоящий адмирал

 

Поэт Евгений Евтушенко написал балладу  к 100-летию Анатолия Рыбакова

 

 

Трудно, почти невозможно поверить в то, что исполняется столетие со дня рождения советского классика Анатолия Рыбакова. Вся его жизнь и его творчество были связаны с историей СССР, более того, в решающий момент государственного отношения к Сталину, когда все еще качалось на весах, положенный на весы истории роман "Дети Арбата" сыграл свою необратимую роль. В истории навсегда останется и "Тяжелый песок", впервые в полный голос заговоривший о Холокосте на советской территории. Его книжка "Кортик" до сих пор читается новыми поколениями. Я написал ко дню рождения писателя, с которым мы стали близкими друзьями, несмотря на разницу в возрасте, балладу, как мы с ним впервые познакомились, когда я еще был школьником, и как он меня спас.

 

Анатолий Рыбаков: Я начал писать, когда приличные писатели уже умирают

Как сказал Корней Чуковский, писателю в России нужно жить долго. Анатолий Наумович Рыбаков прожил долгую и счастливую в творческом отношении жизнь. Сначала он стал знаменитым детским писателем, конкурируя с другим любимым писателем советской детворы, Александром Дюма-отцом, - недаром он нежно любил Францию и французскую литературу. Его "Кортиком" и "Бронзовой птицей" зачитывались не меньше, чем "Тремя мушкетерами". Потом был изумивший взрослых "Тяжелый песок". И уже в разгар перестройки - "Дети Арбата".

Мы встретились с Анатолием Наумовичем за несколько месяцев до его смерти (Анатолий Рыбаков умер 23 декабря 1998 года. - "Известия"). Гуляли, болтали, с ним было очень легко именно болтать. Обо всем на свете, совершенно не чувствуя дистанции.

Потом его не стало. Но остался голос. На диктофонной пленке.

Известия: Многие ностальгически вспоминают, как хорошо было прежде и как плохо стало сейчас. Но ведь отсчет всегда идет от событий собственной жизни...

Анатолий Рыбаков: Самое лучшее время в моей жизни было, пожалуй, до двадцать седьмого года. Мне тогда не было и шестнадцати. Революция кончилась. Начался нэп. Страна восстанавливалась, демократия была, все было, частные магазины, частные издательства, частные газеты! Потом Сталин в двадцать седьмом все ликвидировал, а на Ленина шишки валят. Я очень переживаю из-за всего того, что творится в России. Мне тревожно, часто бывает плохое настроение.

И: Неужели вы не видите ничего хорошего впереди?

Рыбаков: У меня прогнозы плохие. Ведь распался не просто Советский Союз, распалась страна, которая сложилась исторически, не большевики придумали ее такую. Она существовала и до октябрьского переворота. Это было единое экономическое и географическое пространство, пространство между Европой и Азией, между христианством и мусульманством. Россия поглощала все нашествия, тут они все захлебнулись. Как пойдет дальше, не знаю. А этот страшный спад производства! Демократических стран в мире много, но каждая идет к свободе своим путем. И Россия должна была идти своим.

И: Что же, надо было все оставить как есть?

Рыбаков: Коммунисты хотели построить социализм без демократии. Ничего не получилось. Нынешние так называемые демократы хотят демократию без социальных завоеваний, без социальной защиты населения. Тоже ничего не получается. На Руси никогда не пользовались уважением купчики, казнокрады и конокрады. Русский человек по своему менталитету трудолюбив. Все разговоры, что он не умеет работать, - чепуха! Мне восемьдесят шесть лет, я всю жизнь прожил в России и видел: еще как умеет! И воевать умеет. Я прошел всю войну. Но русский человек не хочет жить в роскоши.

И: А чего он хочет?

Рыбаков: Достойной, спокойной жизни, уверенности в завтрашнем дне. Русский человек духовен по своей сути, недаром в России высокая духовная жизнь, литература, искусство. Мы должны искать свои пути к свободе, к демократии, а это подражательство Западу... Наши пошли по американскому пути, потому что мальчики, которые пришли к власти, знают английский язык. Первые поселенцы Америки начали строить свою страну не с супермаркетов. С обработки земли. А мы свое сельское хозяйство загубили. Они начали строить заводы и фабрики, а мы их разрушили и разворовали. Они развивали науку и образование, а наши ученые разбегаются. Когда в 1994 году я приехал в Москву, то был поражен, испуган! А ведь мне чувство страха несвойственно. Единственное, чего боюсь, - не закончить книгу. В самолет не сяду, пока не доделаю окончательный вариант.

И: Но она на вас сильно повлияла. Немногие ваши ровесники позволяют себе появляться на людях в джинсах.

Рыбаков: А ты что, считаешь, что мне не идет? Или уже поздно? Но вообще-то это не важно. Мне они нравятся, в них удобно.

И: А почему вы уехали в Америку? Тоже нравится? Удобно?

Рыбаков: Мы поехали в 92-м на презентацию романа "Страх". Пока издатели ее готовили, я начал писать следующий роман. Снял квартиру за полторы тысячи долларов в месяц, ее оплачивал Колумбийский университет с тем условием, чтобы в романе было указано, что он написан в этом университете. Я один из немногих писателей в мире, живущих только на свои гонорары. Другим путем ни разу не получил ни копейки: ни одного гранта, ни стипендии, ничего...

И: Но ведь вы богатый человек.

Рыбаков: Я бы так не сказал. ВААП забирал почти все, что я зарабатывал.

И: Это было при большевиках.

Рыбаков: Но тогда и был пик моего успеха. Я не шибко богатый, но и не бедный. Так вот я сказал: пока не кончу этот роман, никуда не уеду. Написал "Прах и пепел", привез его сюда. "Прах и пепел" выходит там, и опять начинается та же волынка: презентации, выступления в университетах, по телевидению и все такое, а я уже начал писать автобиографию. Вот так и получилось, что я остался в Америке.

И: А что сейчас?

Рыбаков: Сейчас я приехал в Россию, но буду выбирать, где жить дальше. Пока полгода живу здесь, полгода - за границей. Мне больше нравится Франция. Я вырос на французской литературе. Хорошо знаю язык. Франция - страна моего детства. Но Тане (жена Рыбакова Татьяна Марковна. - "Известия") там скучно. Надо в чем-то уступать жене. Писатель живет там, где ему хорошо работается. Горький жил в Сорренто, Гоголь - в Риме, а Грэм Грин обитает в Ницце. Писатель должен жить там, где ему спокойно. А здесь я вечно чем-нибудь не тем занят! Съемки, корреспонденты, что-то подписать, куда-то пойти. Молодые писатели по 500 книг присылают. Но мне 86 лет. Я хочу успеть дописать свое.

И: Но ведь таким образом вы работаете на собственную славу...

Рыбаков: Я начал уставать. Издатель тебя отжимает. Я как-то поехал в Лондон. В моем номере сидели два издателя и контролировали журналистскую очередь. Я никогда не отказываю, но надоедает. Мой рабочий день: с девяти до трех я пишу, обедаю, гуляю. Много хожу, у меня и велосипед есть. Вечером опять работаю, не могу оторваться. Ночью всегда есть кусок бумаги, ручка. Есть писатели, которые умеют впихнуть себя всюду. Ловко прийти позже всех, обратить на себя внимание!

И: Кого имеете в виду?

Рыбаков: Не хочу называть имен, но все их знают. Мне это глубоко чуждо. И эти презентации, где любят вкусно поесть! У меня достаточно денег, чтобы за свой счет вкусно поесть. Главное - это моя работа. Чтобы написать, надо писать. В сорок шестом я сказал себе: не выйду из дому, пока не напишу "Кортик". У меня нет книги, которая не знала бы восемь вариантов. Поедешь в ЦГАЛИ, увидишь, сколько у меня этих вариантов. Я человек работы, у меня нет никаких увлечений, даже не знаю, что это такое. Начал писать в том возрасте, когда приличные писатели умирают. Мне было тридцать семь лет. Пушкин погиб в этом возрасте. Но я много написал. Все мои книги - это биография моего поколения. Включая последнюю - "Роман-воспоминание".

И: Вам нравится современная русская проза?

Рыбаков: Не люблю, когда литературу превращают в ребус. Читатель читает, читает, читает и наконец понимает: а, вот что хотел сказать писатель. А искусство ушло. Литература отличается от других видов искусств тем, что у нее нет посредника. Читатель настоящей литературы тоже превращается в сотворца, он творит вместе с тобой. А в современной литературе авторы намешивают все, как повар у Ноздрева. И критики туда же. Критик говорит: "Я пишу о писателе Х.", а пишет все, что ему вообще хочется сказать. Поэтому в литературе люблю то, к чему привык. У меня есть любимые писатели: Пушкин, Толстой и Бальзак.

И: А Рыбаков?

Рыбаков: Люблю "Кортик", потому что я в него вложил надежду стать писателем. "Тяжелый песок". Он трогателен, и тема для меня важна. Ну и "Детей Арбата". Они принесли мне известность во всем мире.

И: Говорят, вас любили не только читатели?

Рыбаков: Миленькая моя, ты видела мои фотографии? Я был смазливый и решительный мальчик, вырос на московском дворе, как это делается, узнал очень рано... Женщин было много. И в каждую я вкладывал чувство. Каждой что-то отдавал и со всеми хорошо расставался.

И: Это возможно?

Рыбаков: Нет ни одной женщины, с которой я расстался бы плохо. С моей первой женой у меня до сих пор прекрасные отношения. У меня были встречи с очень разными женщинами, даже со знаменитыми.

И: А с кем?

Рыбаков: Не скажу.

 

Это интервью было опубликовано в "Известиях" 13 января 2001 года

 

Баллада о дяде Толе Рыбакове

 

Ухитрился постареть я,

сам не верю -

до того,

что я дожил до столетья

даже друга одного.

Не старался уцелеть я -

помоложе был его.

Я его не сразу встретил.

Он был тем же, может, днем,

рестован в тридцать третьем,

в том, что в паспорте моем.

И когда пищал я в люльке,

то спасенье от цинги

находил он в диком луке

из одной со мной тайги.

Вся история - как вьюга

сумасшедшая была, -

прятала нас друг от друга,

но друг к другу подвела.

При учительском эскорте

ставил для учеников

подписи на книжке "Кортик"

дядя Толя Рыбаков.

Лет четырнадцать мне было,

был я вправду сам не свой,

и чуть-чуть меня знобило -

ведь писатель был живой.

Был училкой назван "контрик"

я за дерзость языка

(напросился сам в ЗК):

"Был как наш, советский,

кортик

адмирала Колчака?!"

Но сказал он: "Марь Семённа,

ну какой же контрик он,

если помнит поименно

стольких русских всех времен?"

Она робко возразила:

"Мальчик вырос не в Москве...

Но ведь есть враги России -  

что держать их в голове!"

И добавил он: "Поймите -да и мальчик пусть поймет: кортик выше всех политик,

русский кортик - патриот".

Так, писателем спасенный,

сам писателем я стал.

Тайно я от Марь Семённы

книжки "вредные" листал.

Понемногу стал поэтом,

хоть из школы исключен,

но в Америку поехал

(ясно, что со стукачом).

И среди других туристов, честных и не дураков,

был он сдержанно неистов,

дядя Толя Рыбаков.

Он держался грубовато,

в спорах не был в стороне,

и роман "Дети Арбата"

он шептал в полетах мне.

И когда роман тот вышел,

все читали не дыша,

а я счастлив был, что слышал

его вживе в США.

Рыбаков не мелочился -

жил, как в битве умирал.

Из него бы получился

настоящий адмирал.

И спросил его тогда я:

"Вы меня не угадали?

Вы от школьного ЧК

меня спасли за Колчака!"

Он все вспомнил.

Смех нас корчил.

Век сбежал -

и был таков.

Дайте мне наш русский кортик,

дядя Толя Рыбаков!

12-13 января 2011 г.

 

источник- http://www.izvestia.ru/culture/article3150373/

 

 

"Кортик" 1954 год