Домой     Журналы    Открытки    Страницы истории разведки   Записки бывшего пионера      Люди, годы, судьбы...

 

Забытые имена

 

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37 38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86  87  88  89  90  91  92  93  94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105  106  107  108   109  110  111  112  113  114  115  116  117  118  119  120  121  122  123  124  125  126  127  128  129  130  131  132  133  134  135  136  137  138  139  140  141  142  143  144  145  146  147  148  149  150  151  152

 

  Гостевая книга    Форум    Помощь сайту    Translate a Web Page

 

    Список страниц раздела

 


 

Капитан I ранга Алексей Щастный: Первая жертва революции

 

В апреле 1918 года в результате беспримерного «ледового перехода» из Гельсингфорса в Кронштадт было перебазировано более 237 кораблей и судов. Однако командовавший этим переходом адмирал Алексей Щастный был вскоре арестован и расстрелян. По иронии судьбы, человек, спасший от захвата немцами Балтийский флот, оказался первым лицом, официально осужденным советским ревтрибиналом. О причинах скоропалительно вынесенного ему смертного приговора до сих пор спорят историки.
Еще одну версию мы предлагаем нашим читателям.

 

ЭТОТ документ историки обнаружили в уголовном деле № 3614, заведенном в мае 1918 года в отношении командующего Балтийским флотом Алексея Михайловича Щастного. На обороте карандашом сделана надпись: «Товарищу Медведеву (Медведев, рабочий-металлист, председатель ревтрибунала. — Авт.). Доставить в собственные руки». Но никакой расписки о приеме или ознакомлении на документе нет.
Однако известно, что тело «красного адмирала» Щастного так и не было выдано его семье. И могила, в которой был погребен бывший командующий Балтийским флотом, официально не обнаружена до сих пор. Однако есть предположения, где она может находиться.

 

А ведь по костям ходим…

 

ВПЕРВЫЕ я узнал о том, где может находиться могила «красного адмирала», в середине 80-х годов, когда работал в ГлавПУ СА и ВМФ.

 Учреждение располагалось в построенном уже в советское время солидном многоэтажном здании «с башенкой», вплотную примыкавшем к старому зданию Генштаба — в прошлом царского Александровского военного училища. В середине архитектурного каре, выходящего на ул. Фрунзе (теперь — ул. Знаменка), располагался скверик. Как-то мне довелось сопровождать в Генеральный штаб референта для особых поручений начальника ГлавПУ СА и ВМФ полковника Воронова. Поручение было пустяковым: помочь пожилому человеку (Воронова не в шутку называли самым старым полковником Советской армии, ему тогда было уже за 60) донести до библиотеки Генерального штаба кипу книг.
Время было жаркое, и не только по погоде. Уже началась перестройка, в печати стали появляться первые статьи о том, что в истории Октябрьской революции «все не так просто, были и перегибы, и даже расстрелы» и т. п. И идеологам из ЦК и ГлавПУра приходилось срочно вырабатывать новую линию поведения. По дороге Воронов присел на скамеечку в сквере. Рядом примостился и я. Вдруг он задумчиво произнес:
— А ведь по костям ходим. Здесь в 18-м людей расстреливали и тут же тайно хоронили. Тут вот и самую первую жертву революции, адмирала Щастного, расстреляли. Наверное, где-то здесь и закопали.
— Ну, видимо, перезахоронили потом? — спросил я, ошарашенный такими откровениями, глядя под ноги на травку уютного скверика, где когда-то, видимо, коротали время между занятиями императорские кадеты, а ныне, воспользовавшись перерывом на обед, наслаждались прохладой офицеры Генштаба. — Никто не знает. Вот люди пишут, — Воронов показал на красную папку, которую, не доверив мне, нес сам, — просят разобраться, помочь отыскать могилу. Да, много дел тогда наворотили…
Зная, что полковник занимается личными и, порой, деликатными обращениями граждан на имя начальника ГлавПУ СА и ВМФ и за время своей долгой службы помог не одному десятку людей, я попытался выяснить подробности. Но ничего узнать не смог: ни кто пытался отыскать могилу адмирала, ни почему он назвал Щастного «первой жертвой революции». Да и само имя Щастного мне тогда практически ни о чем не говорило. Это неудивительно, поскольку напрасно было искать в середине 80-х годов ХХ века упоминания о нем в энциклопедиях, морских справочниках и мемуарной литературе.
Имя бывшего царского морского офицера, организовавшего и возглавившего в апреле 1918 г. тяжелейший «ледовый переход» Балтийского флота в Кронштадт и спасшего от захвата немцами 236 боевых кораблей, было тщательно вымарано из советской истории. Правда, не сразу. Вначале ему, бывшему капитану 1 ранга императорского флота, большевики даже неофициально присвоили звание контр-адмирала.

 

Первый «красный адмирал»

 

ЩАСТНЫЙ был одним из тех военных специалистов старой русской армии, которые откликнулись на призыв новой власти и честно служили ей. Он был опытным офицером, участвовал в русско-японской войне 1904 –1905 гг. Сражался под Порт-Артуром, побывал в японском плену. За храбрость был награжден орденами Св. Анны 2-й и 3-й степени и Св. Станислава. В апреле 1918 года Щастный был официально назначен «начальником Морских сил Балтийского моря».
 

Обстановка на флоте была тяжелейшая. После заключения 3 марта 1918 г. Брест-Литовского мирного договора возникла реальная угроза захвата немцами российского Балтийского флота, который зимовал в Гельсингфорсе (Хельсинки) и Ревеле (Таллине). В приложениях к Брест-Литовскому мирному договору от 3 марта 1918 года оговаривался отвод в российские порты всех русских военных кораблей или, если они не находятся в портах иностранных государств, их немедленное разоружение. Финляндия к тому времени уже заявила о своей независимости, и ее порты походили под определение «иностранные». Немцы прекрасно понимали, что в марте—апреле Гельсингфорс еще отрезан от территории России сплошными ледяными полями. Немецкое командование не без оснований считало, что российский флот оказался «у них в кармане».
Намерения немцев не были секретом для командования Балтийского флота. Немцы, — сообщалось в одном из агентурных донесений в Морской Генеральный штаб, — «имеют целью в ближайшее время занять Гельсингфорс, дабы помешать русским военным судам выйти в Кронштадт. Завладев ими, в случае возобновления войны с Россией немцы будут смотреть на суда как на военную добычу, в противном случае суда будут переданы Финляндской Республике. Во всяком случае немцы хотят покончить с русским флотом до начала навигации в Финском заливе, дабы иметь там полную свободу действий…».
Советским правительством было принято решение попытаться увести корабли в Кронштадт, а в случае неудачи — взорвать их. Все корабли по личному указанию Троцкого должны были быть заминированы. Выполнение этих задач возложили на начальника Морских сил Балтийского моря А. Щастного.

 

Он спутал все планы…

 

Ледовый поход кораблей Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт. Весна 1918 года.

 

В ПЕРВОЙ декаде апреля штаб Балтийского флота получил данные о реальной угрозе захвата флота: разведка сообщила, что германская эскадра на всех парах движется к Гельсингфорсу. Утром 11 апреля с борта немецкого флагмана была передана в эфир радиограмма: «Германское командование вынуждено занять Гельсингфорс. Все суда и вооружённые пункты просят поднять бело-красные флаги…».
Однако когда днём 11 апреля 1918 года германский флот подошел к Гельсингфорсу, немцы увидели на горизонте… лишь дымы последних кораблей уходящий русской эскадры. Щастный не стал взрывать корабли и увел их в Кронштадт. Тем спутал все германские планы. И как потом выяснилось, не только германские.
В условиях отвратительного технического состояния кораблей (многие из них, по собственному выражению Алексея Михайловича, представляли из себя «железный лом»), значительной нехватки личного состава (некомплект на некоторых кораблях достигал 50–60%) «красный адмирал» смог организовать спасение флота. И практически действовал вопреки тайному приказу Троцкого и Ленина о подготовке всех кораблей к взрыву. Позднее это тоже поставили ему в вину…
Вместо «подрывных команд» Щастный сколотил из оставшихся матросов и офицеров перегонные команды. На каждом корабле он с огромным трудом в условиях «революционного разброда и шатаний» — на флоте сильны были позиции анархистов — подобрал надежных командиров и капитанов судов. Каждый походный «ордер», разбитый на «караванные отряды», сопровождали ледоколы, прокладывая кораблям путь в ледяных торосах.
Сначала была спасена часть кораблей, базировавшихся в Ревеле. Немцы вошли в город еще в конце февраля, но ни одного судна не обнаружили: они были уведены в Гельсингфорс. Затем в результате беспримерного «ледового перехода» из Гельсингфорса в Кронштадт удалось перебазировать главные боевые силы флота: 6 линкоров, 5 крейсеров, 54 эскадренных миноносца, 10 тральщиков, 5 минных заградителей, 15 сторожевых судов, 12 подводных лодок. Кроме того, до Кронштадта дошли 45 военных транспортов, 25 морских буксиров, 14 вспомогательных судов и 4 посыльных и другие суда. Всего же, как уже отмечалось, было спасено 236 боевых кораблей и судов.
Эти корабли впоследствии стали ядром не только советского Балтийского флота, но и других флотов и флотилий. Многие из них дослужили до Великой Отечественной войны и с успехом противостояли фашистам под Ленинградом, в Баренцевом море и на Черном море. Среди них был защищавший в 1941 году Одессу и Севастополь линкор «Севастополь» (ставший «Парижской коммуной»), линкор «Марат» (бывший «Петропавловск»), главный калибр которого стал при обороне Ленинграда настоящим «огневым щитом» для осажденного города, подводная лодка «Пантера» и другие корабли.
Балтийский флот благодаря энергии и способностям «красного адмирала» А. М. Щастного, оказался единственной морской силой, которую удалось сохранить большевикам: Черноморский флот был затоплен, а практически все корабли Северного и Тихоокеанского флотов достались интервентам.

 

Портфель с «компроматом»

 

НО НЕ УСПЕЛ последний корабль встать на кронштадтский рейд, как отношение большевиков к триумфатору «ледового перехода» резко изменилось. Почему? В дело вмешалась большая политика.
Германское командование было просто взбешено уводом флота и направило в адрес Советского правительства секретную ноту протеста, где ссылалось на нарушения положения не только Брест-Литовского мирного договора, но и на «некие прежние конфиденциальные договоренности». Демарш немцев поставил Ленина и Троцкого в сложное положение. Сегодня не является секретом, что между большевиками и немецким командованием существовали тайные соглашения. В обмен на значительные денежные суммы и услуги по доставке большой группы революционеров во главе с Лениным из Швейцарии через Германию в Швецию, из которой они перебрались в Россию, большевики обязались «вести пораженческую пропаганду по выводу России из войны». Что они с успехом и сделали, заключив сепаратный Брест-Литовский мир.
Возможно, в число этих договоренностей входило и уничтожение или передача Балтийского флота немцам. Однако все тайные связи с немецким генштабом в то время публично и категорически опровергались большевиками. Очевидно, что в распоряжении немцев были компрометирующие советских лидеров документы, которые они, при определенных условиях, могли бы обнародовать, чтобы оказать давление на Советское правительство. Публикация этих документов отнюдь не входила в расчет лидеров большевиков.
И вдруг Троцкому становится известно, что некоторые из этих компрометирующих документов оказались в распоряжении триумфатора адмирала Щастного! В его руках появился некий «портфель с компроматом». Каким образом эти документы попали к нему? Об этом, видимо, уже не узнает никто. Может быть, немцы передали их командующему флотом в надежде, что бывший царский офицер откажется от своей «безумной затеи увести железный лом» в Кронштадт к большевикам?

 

Арест произвел лично Троцкий

 

Лев Троцкий

НО ЩАСТНЫЙ был честным человеком и настоящим русским патриотом. Даже обладая доказательствами связей большевиков с немецким командованием, он увел флот в Россию. А вот для Троцкого и Ленина адмирал оказался крайне опасен. Поэтому от бывшего царского офицера поспешили избавиться. Насколько было важно для лидеров большевиков устранение адмирала, показывает такой факт: его арест был произведен лично Л. Троцким без каких-либо предварительных санкций исполнительных или судебных органов.
Позднее было объявлено, что военачальник предан суду «за преступления по должности и контрреволюционные действия». Ускоренное следствие по «делу» Щастного, главным свидетелем по которому проходил сам Троцкий, предъявило обвинение адмиралу из 11 пунктов, большинство из которых так и остались недоказанными. Но видимость законности постарались соблюсти. На суде у Алексея Михайловича даже был защитник — опытный юрист В. Л. Жданов, в прошлом неоднократно выступавший адвокатом на процессах против известных революционеров. Он не оставил и камня на камне от всех обвинений.
Но судьба «красного адмирала» была уже предрешена.
Среди «убийственных» обвинений, предъявленных спасителю Балтийского флота, фигурировали, например, и такие: «Щастный во всех своих разговорах, суждениях и докладах о флоте стремился до последней степени унизить личный состав флота, его матросскую массу, изображая моряков как шкурников, у которых нет никакой нравственной дисциплины и никаких высших интересов».
Особый пункт обвинения касался неисполнения указаний Совнаркома и Троцкого о минировании кораблей и подготовке их к взрыву. Так, по мнению Троцкого, «Щастный делал совершенно невозможным подрыв флота в нужную минуту, ибо сам же искусственно вызывал у команд такое представление, будто бы этот подрыв делается не в интересах спасения революции и страны, а в каких-то посторонних интересах, под влиянием каких-то враждебных революции и народу требований и покушений».

 

Была ли тайная сделка?

 

Корабли Черноморской эскадры ушли от позорного затопления в Средиземноморскую Бизерту, эвакуируя из Крыма остатки Белой армии. 8 ноября 1920 года.

ДА, АДМИРАЛ действительно возражал против подрыва кораблей. Причем его особо тревожила моральная подоплека подготовки к взрывам. Дело в том, что Троцкий намеревался «поощрить подрывников материально». Вот что сказал он сам по этому поводу на заседании ревтрибунала: «Мы решили создать на каждом корабле безусловно надежную и преданную революции группу моряков-ударников, которые при всякой обстановке будут готовы и способны уничтожить корабль… Я поручил сообщить Щастному по прямому проводу, что на имя моряков-ударников правительство вносит определенную сумму. Это постановление, с моей точки зрения, нисколько не противоречило ни специально «морской», ни общечеловеческой морали. Но Щастный не только не предпринимал никаких подготовительных мер… он держал себя так, чтобы вызвать в подчиненных убеждение, что подготовка к уничтожению флота вызывается не интересами революции и страны, а какими-то тайными сделками советской власти с немцами…».
Но существовала ли такая тайная сделка большевиков с немцами?
Наверное, у Щастного были основания думать, что существовала. Ведь позднее он прибыл в Москву с портфелем, в котором лежали соответствующие документы. Они-то и послужили главной причиной «претензий» большевиков к «красному адмиралу». Об этом проговорился сам Троцкий, давая показания по «делу» Щастного: «Вы знаете, товарищи судьи, что Щастный, приехавший в Москву по нашему вызову, вышел из вагона не на пассажирском вокзале, а за его пределами, в глухом месте, как и полагается конспиратору. И ни одним словом не обмолвился о лежавших в его портфеле документах, которые должны были свидетельствовать о тайной связи советской власти с немецким штабом».
Как видим, Троцкий даже не потрудился вставить слово: «якобы». Правда, потом он попытался поправиться: «Грубость фальсификации не могла не быть ясна адмиралу Щастному. Как начальник флота Советской России, Щастный обязан был немедленно и сурово выступить против изменнической клеветы».
Но не выступил… Поэтому и был предан суду революционного трибунала, располагавшегося там же, где и Реввоенсовет республики, в здании Александровского военного училища. Ревтрибунал в рекордно короткие сроки и несмотря на официальную отмену в Республике смертной казни приговорил спасителя Балтийского флота к расстрелу. (Надо заметить, что тот же П. Дыбенко, посланный во главе отряда матросов в феврале 1918 года под Нарву и постыдно сбежавший вместе с ними при первых выстрелах немцев, был, например, по суду оправдан!) Кассационная жалоба адвоката, доставленная в Президиум ВЦИК на имя Я. М. Свердлова в 2 часа ночи 21 июня 1918 года, была оставлена без внимания. Власти очень спешили избавиться от ставшего опасным адмирала.

 

 

 

 

«Зарыть так, чтобы невозможно было найти».

 

Бюст Алексея Щастного установлен в Кронштадте.

ПОЛКОВНИК Воронов был прав, Щастного действительно расстреляли во дворе Александровского военного училища. Произошло это на рассвете 22 июня (по другим данным — 23 июня) 1918 года в обстановке строжайшей секретности. Расстрельная команда состояла из «красных китайцев», охранявших здание училища, в котором расположился РВС. Русского языка они не знали и кого расстреливали — тоже. Но начальником над китайцами был русский по фамилии Андреевский. Много лет спустя был опубликован его рассказ о подробностях того страшного события.
«Я подошел к нему: «Адмирал, у меня маузер. Видите, инструмент надежный. Хотите, я застрелю вас сам?» Он снял морскую белую фуражку, отер платком лоб. «Нет! Ваша рука может дрогнуть, и вы только раните меня. Лучше пусть расстреливают китайцы. Тут темно, я буду держать фуражку у сердца, чтобы целились в нее». Китайцы зарядили ружья. Подошли поближе. Щастный прижал фуражку к сердцу. Была видна только его тень да белая фуражка… Грянул залп. Щастный, как птица, взмахнул руками, фуражка отлетела, и он тяжело рухнул на землю».
Не менее драматичен и последующий рассказ Андреевского. Оказывается, тело «красного адмирала» похоронили не в скверике бывшего военного императорского училища. Его… замуровали в полу одного из кабинетов!
«Китайцы всунули тело в мешок. Послал помощника в Кремль, доложить. Привозит ответ: «Зарыть в училище, но так, чтобы невозможно было найти». Начали искать место. Пока искали, послышался шум автомобиля, и во двор с потушенными фарами въехал лимузин. Прибыло само начальство (не был ли это сам Троцкий? — Авт.). Вошли внутрь — училище пустое. В одной из комнат, где стоял один-единственный стол, остановились, решили закопать здесь, если под полом нет подвала. Раздобыли плотничьи инструменты, вскрыли паркет… так и лежит он там под полом».
Алексей Михайлович Щастный оказался первой «официальной» жертвой революции. При расправе над ним, по крайней мере, попытались соблюсти видимость законности. В дальнейшем власть оказалась не столь щепетильной. В собственноручно написанном Л. Троцким постановлении об аресте Щастного сказано: «Дело Щастного имеет большое политическое и принципиальное значение. Будучи первым процессом, закончившимся применением высшей меры наказания, оно характеризовало отношение советской власти к специалистам, использовавшим свое положение в контрреволюционных целях, и показывало, что впредь советская власть не будет останавливаться ни перед чем для подавления контрреволюции».

 

 

Сергей КОЛОМНИН
Иллюстрации из архива редакции

 

http://oko-planet.su/history/historysng/194442-sluzhenie-rossii-kapitan-i-ranga-aleksey-schastnyy-zhizn-za-flot.html

 

http://www.bratishka.ru/archiv/2009/2/2009_2_14.php   

 

http://gulagmuseum.org/showObject.do?object=242381&language=1