АНЕКДОТЫ

 

 

Сын знаменитого артиста Юрия Тимошенко Парапуньки) Юрий Тимошенко рассказал «Газете…» об отце.

 

Забавное словечко «Тарапунька» - назва­ние речушки, затерявшейся в Полтавской области, - и сейчас вызывает улыбку. Может, потому, что сегодня Тарапунька ассоциируется у всех со всесоюзным лю­бимцем Юрием Тимошенко. Рассказать об отце согласился сын легендарного Тарапуньки - тоже Юрий Тимошенко.

 

С марок - на иномарки

 

- Я появился, когда отцу было 47 лет. Из каждого месяца родители лишь дней десять проводили дома, остальное - на гастролях. И хотя отец не прилагал особых усилий к воспитанию, но был для нас ав­торитетом. Он был очень увлекающийся человек: мог за три месяца круглосуточ­ной учебы выучить английский, мог, сор­вавшись среди ночи, отправиться к черту на рога за какой-нибудь редкой маркой. Марки коллекционировал много лет, имел десятки альбомов, каталогов, наборы луп и пинцетов. Потом он к ним вдруг охла­дел, сгреб все альбомы и без сожаления продал какому-то частному коллекционе­ру: «У меня уже все марки Союза есть, так зачем они мне?»

В 1979 году отец купил шестилетний «Крайслер» (первая на то время иномар­ка в Киеве). Цвет «металлик», кондицио­нер и гидроусилитель - для киевлянина это звучало как «запчасти инопланетного НЛО». Чтобы заполучить это авто, отцу пришлось получить в Москве на него спецразрешение. И это при том, что маши­на была из комиссионки - дипломаты ос­тавляли свои подержанные машины, а со­ветское руководство продавало их по спе­кулятивной цене.

 

Такса с выключателем под хвостом

 

Водил он плохо. До того плохо, что од­нажды отцу в бок на тихом ходу въехал трамвай - так он был невнимателен. Ма­шина ему, похоже, была нужна, чтобы за ней ухаживать, чинить. Еще до «Крайсле­ра» для утоления всяких ремонтных страстей был построен гараж- первая лю­бовь отца. Там он пропадал, чиня преды­дущую машину - «Жигули» второй моде­ли. Под гараж подгадывал и «Крайслер», обмеривая его при покупке линейкой - «чтоб влез и чтоб не тесно». Доживи отец до наших дней, то подолгу пропадал бы в строительных гипермаркетах - он питал страсть к различным стройинструментам. Шурупы, гвозди, напильники, отвертки, стамески, молотки и другие железяки раз­ных калибров были у него аккуратно разложены по ящичкам, с

соответствующими ярлыками. Всяческих станков-верстаков было столько, что, казалось, с их помо­щью можно запустить в космос какой-ни­будь спутник. Еще сохранилась довольно крепкая табуретка, вышедшая из-под от­цовских рук, и деревянный светильник в виде собаки-таксы с включателем... под хвостом.

 

Оборонка помогала Тарапуньке

 

Недавно познакомился с человеком, который рассказал занятную историю об отце. В свое время он был резидентом КГБ в Штатах. Как-то Москва перед ним поставила задачу найти... коленвал для «Крайслера». Вместе с приставленной наружкой, в поисках дефицитной детали он доехал до самого Детройта. И только потом узнал, что эта «спецоперация» была проведена для... Тарапуньки силами поклонников его таланта среди советских КГБ-шников. В шок была повергнута вся контрразведка Америки.

Действительно, купить в союзе запчасти к американской машине было невозможно. Тогда отец сделал чертежи испор­ченных деталей и во время гастролей за­ходил на военные заводы, показывал и просил сделать такие же запчасти. Ему не отказывали. Половина советской оборон­ной промышленности работала на него. И вскоре он получал посылки с любовно вы­точенными деталями. Автомобиль проез­дил до самой смерти отца в 1986 году.

 

«Я алкоголик, сэр!»

 

Отец, в отличие от Березина, не боял­ся общения с «бывшими» - выходцами из СССР - и с удовольствием встречался с ними за границей. По пути в Америку он как-то взял с собой на сувениры 10 бутылок водки. Наши таможенники пропустили, а американские заупрямились: «Только литр алкоголя». На что отец нашелся: «Понимаете, я алкоголик, без водки не могу - ломает. Я приехал к вам на 10 дней - по бутылке в день. А ваше виски пить не могу - организм не принимает». Таможенник засмеялся и пропустил «алкоголика».

На гастролях в обед отец обычно выпивал граммов 100 водки, спал после обеда и потом шел на сцену давать кон­церт.

Тарапуньку со Штепселем любили в Кремле, но у кремлевской публики всегда было барское отношение к артистам. Выпив, к ним обращались как к придворным шутам: «А ну-ка отмочи что-то смешное!» Отец с напарником по сцене Ефимом Березиным всегда стремились избежать этой роли застольных «лабухов». Они, как Жванецкий, никогда не ездили выступать по баням с портфелем.

 

Тарапунька - это вам не Неру

 

Как-то, поехав на Юг, отец остановился в гостинице. Прознав об этом, под окнами тут же собралась такая громадная толпа, что остановился общественный транспорт. Начали скандировать «Та-ра-пунь-ка!» Когда он появился на балконе, то утонул в овациях, а зашедшая в номер администра­торша, бросившись к балкону, крикнула: «Вчерась приезжал Неру, так на него меньше реагировали!», на что ей кто-то тут же парировал: «Ха, так то ж Неру, а это Тарапунька!»

 

Пряники с молоком

 

Любимым отцовским кушаньем были пряники с молоком. Даже решив худеть, отец «топтал» их на ужин пачками. Я спрашивал: «А это что - не еда, что ли? Там же столько калорий!» На что отец сердился и непедагогично отсекал: «Нет, это не еда. Иди в ж...». Любил он простую еду: борщ, селедку, раков. О Березине же, напротив, ходят легенды, что его жена, сопровождавшая его во всех гастролях, прежде чем повести мужа в ресторан, всегда заходила туда загодя и просила: «Готовьте Фимочке все без масла». Это неправда. В рестора­нах Березин разве что просил: «Вы когда будете лить мне борща, то взболтайте его немного - пусть жир размешается. А то у меня будет изжога». Это была его макси­мальная звездная причуда. Вообще, Тарапунька и Штепсель в жизни совсем не бы­ли похожи. Березин - выверенный, осторожно-аккуратный, Тимошенко - взрывной, несдержанный. Вне работы они редко встречались, не ходили в гости.

 

Казенные подарки для Михалкова

 

Отец был дружен с Сергеем Михалко­вым. Они часто разыгрывали друг друга. Как-то в Ленинграде проходила декада ис­кусств, и все деятели этих самых искусств жили в «Астории», славящейся своей дорогой мебелью в номерах. У Михалкова как раз был день рожденья. Он человек, мягко говоря, бережливый, а тут все его обступили: «О, такой повод, давай, собираемся в ресторане!» - «Не-не, ребята, зачем в ресторане? Давайте в номере, я себя плохо чувствую», - отвертелся Михалков и накрыл в номере стол из бутылки «сухого» и десяти бутербродов. А подарки ему нес­ли шикарные: кто-то - старинную картину, Тарапунька со Штепселем - напольные ча­сы, кто-то - огромный фикус. Михалков в ответ покаялся и заказал в гостиничном буфете икры с выпивкой. Наутро он пригласил плотника, чтобы запаковать все крупногабаритные подарки. Тут с визгом прибежала горничная: «Что вы делаете? Это картина из номера напротив, а часы -из номера Тарапуньки...»

 

«Москва. Кремль. Тарапуньке и Штепселю»

 

К отцу часто обращались за помощью - просили помочь с получением кварти­ры. Чтобы «выбить» что-то, ему нужно было ходить на «паркетные встречи». Этот процесс назывался «пойти продаться». В особо тяжелых случаях отец брал с собой Штепселя. «Здоровенькі були» сра­батывало как тайный пароль, и дело, как правило, решалось положительно. Пись­ма с просьбами на имя отца слали отовсюду. Адрес указывали так: «Киев, Тарапуньке и Штепселю», или еще похлеще: «Москва. Кремль. Тарапуньке и Штепселю».

 

«У меня для вас только чердаки и подвалы»

 

Сейчас в память об отце люди могу! видеть только мемориальную доску на до­ме по Рейтарской, 20/24. Не так давно мы с матерью открыли «Фонд имени Юрия Ти­мошенко». Цель - собрать средства, чтобы увековечить память легендарного дуэта: поставить памятник, открыть музей.

Недавно на пятачке Стрелецкой и Рей­тарской собрались строить очередную многоэтажку. К моему стыду, это была не моя инициатива - ко мне подошли ребята из «новых» из дома напротив и предло­жили: «Давай договоримся, чтобы вместе дома тут поставили памятник твоему от­цу». На сессии райсовета приняли соот­ветствующее решение - спасибо депутату Шевченковского района Николаю Васи­льевичу Щербаку, который один с понима­нием отнесся к вопросу о памятнике. И вот решение есть, а средств на него нет. И: спонсоров остался только хозяин находя­щейся рядом пиццерии, потому что из-за памятника его заведение решили не сно­сить. Все остальные вдруг остыли по этому вопросу.

Что касается помещения под музей, то районные власти говорят одно: «У нас в ведомстве только чердаки и подвалы. Тарапунька и Штепсель - такие уважаемые люди, не можем же мы вам выделить под­вал! Идите к Омельченко - все хорошее) него!» И так по кругу.

 

Кстати:

 

Взносы в «Фонд имени актера Юрия Тимошенко» на сооружение памятника и создание музея вы можете перечислить на счет № 2600811947 в ООО АБ «Укргазбанк» МФО 320478, код ЕГРП01 33156544, с указанием «Благотворительные пожертвования», тел. для справок 442-42-79.

Виктория КУПЬКО, «Газета по-киевски»

 

Сегодня я часто слышу этот вопрос от молодых ребят и девушек, от собственных внуков, от внуков моих друзей. И становится больно и обидно, хотя прекрасно понимаю, что время - жестокий и неумолимый могильщик прошлых кумиров. Но так не хочется с этим соглашаться, и если есть возможность продлить память о них, то это надо, это необходимо делать.
Популярность Юрия Тимошенко и Ефима Березина была поистине всенародной. С ними здоровались на улицах, приглашали в гости, штурмовали концертные залы, в которых они выступали. В детских садиках малыши распевали:

До-ре-ми-фа-соль-ля-си,
Ехал Штепсель на такси,
Тарапунька прицепился
И бесплатно прокатился.

Им присылали бракованные изделия ("Покритикуйте бракоделов!"), умоляли помочь вернуть мужа, который ушел к соседке Дашке ("Вас он послушает!"), требовали "выдать" зарвавшемуся президенту Америки ("Как вы умеете!"). Приходили телеграммы с трогательно-наивным адресом: "Москва, Кремль, Тарапуньке и Штепселю". И самое забавное - эти телеграммы доходили до адресатов.
Их дружба была уникальной: пятьдесят лет вместе, и в жизни и на эстраде. Оба окончили Киевский театральный институт, оба прошли всю войну, от Киева до Берлина. Вернувшись, поехали в Москву на Всесоюзный конкурс артистов эстрады, стали лауреатами, победно зашагали от успеха к успеху и до конца творческого и жизненного пути уже не расставались. Причем, это при полярно противоположных характерах: Тимошенко - взрывной, увлекающийся, рискующий, неуправляемый и непредсказуемый, большой ребенок, любимым блюдом которого были бублики с молоком. Березин - спокойный, сдержанный, мудрый и рассудительный, преданный муж и заботливый отец, напрочь избегающий авантюр. Тимошенко, если кем-то или чем-то увлекался, то бурно, стремительно, без удержу: женщинами, марками,
детективами. Мог запойно учить английский, днем и ночью, и выучить за три месяца. Мог бросить все дела и лететь в Иркутск за какой-нибудь редкой маркой. Марки он коллекционировал много лет, имел десятки альбомов, каталогов, наборы луп и пинцетов. Приехав на гастроли в какой-нибудь город, не позавтракав, сразу мчался разыскивать общество филателистов. У него была одна из лучших коллекций в Украине. Потом вдруг резко охладел к маркам, потерял к ним интерес, продал за полцены - увлекся автомобилем. Машину решил купить у кого-нибудь из иностранных дипломатов, которые возвращались на родину. Но для этого требовалось специальное разрешение ЦК партии. Он его получил и купил огромный черный "додж", длинный, как аргентинский сериал: когда этот агрегат разворачивался, он перекрывал не только проезжую часть, но и тротуары.

Гараж для этого чудовища Тимошенко строил около полугода, вместе с такими же фанатиками, которые рядом с ним запойно сверлили, рубили, паяли, потом благоговейно залезали под машину и долго там что-то ковыряли, испытывая при этом технический оргазм. Тимошенко потратил на строительство гаража весь свой отпуск. Все выходные дни и все деньги. У него было такое количество инструментов, станков, верстаков, сварочных аппаратов, что с их помощью можно было запустить в космос какой-нибудь спутник.
- Ну, где замок? Как открывать? - "подначивал" он меня, когда я впервые посетил эту "стройку века". На воротах не было ни скобы, ни замочной скважины. - Вор с ума сойдет, правда?.. Ну, ищи, ищи!
Счастливый при виде моей растерянности, он, как фокусник, сделал элегантный жест, куда-то подсунул руку, где-то что-то нажал и... заиграла музыка, ворота стали раздвигаться, от стены откинулся диванчик, розовым светом засиял бар с выпивкой и посудой, зажглись плафоны на потолке, осветив пол, покрытый цветным линолеумом...
- Ну, как тебе? Как? - нетерпеливо допытывался он.
- Потрясающе! - искренне восхитился я. - Только машина здесь лишняя.
- Я уже об этом тоже подумываю, - признался он.
Что касается Ефима Березина, то все свободное время он посвящал заботе о родственниках. Утесов когда-то сказал: "Одесситы считают меня одесским консулом в Москве". А родственники Березина считали его полномочным послом в Киеве. Родственники исчислялись легионами: половина Одессы и четверть Кишинева. Кому-то не давали квартиру, кого-то уволили с работы, кого-то не приняли в институт, кому-то досталось не то место на кладбище... С утра до вечера Березин звонил, писал письма, ходил на приемы к министрам - выполнял задания родичей. Но больше всего он, любящий еврейский сын, заботился о папе и маме. Избалованные его вниманием, они были очень требовательны, иногда до комического. Вспоминаю, как Фима однажды отправлял папу, гостившего у него, обратно в Одессу. Уже много лет подряд для родителей всегда бронировались места только в вагонах СВ. Но на этот раз Березин извиняясь сообщил:
- Понимаешь, папа, ни одного СВ. Мне дали в мягком вагоне и пообещали положить тебе дополнительный матрац, две подушки и еще одно одеяло.
- Ладно, - сказал папа с нескрываемой обидой, - так я помучаюсь одну ночь.
Естественно, знаменитый сын-артист был гордостью родителей и предметом зависти всей Одессы. Если у мамы случались какие-то осложнения, она сразу бросала в лицо обидчику:
- Знаете, кто я? Я - мама Штепселя!
Березин знал об этом, стеснялся и взывал к ее сдержанности.
Однажды он поехал в Одессу повидаться с родными. Подъезжая к перрону, увидел собравшуюся толпу вокруг его мамы, которая жестикулировала и указывала на приближающийся поезд. Когда они сели в такси, он взмолился:
- Мама, я же просил тебя не устраивать митинги!
На что она совершенно искренне ответила:
- Фимочка! Они меня узнают!
Когда они были на гастролях, Саша, старший сын Тимошенко, посадил компанию друзей в папин "додж" и прокатил их по Киеву. В двигателе не было охлаждающей жидкости и часть деталей сгорела. Купить запчасти к американской машине в то время было невозможно. Тогда Тимошенко сделал чертежи всех испорченных деталей и во время очередных гастролей в каждом городе шел на военный завод, показывал чертежи и просил сделать эти запчасти. Его любили, ему не отказывали и самым высокопрофессиональным мастерам поручали это ответственное задание. Половина оборонной промышленности СССР работала на Тимошенко, и через месяц в Киев полетели посылки из разных концов страны с любовно выточенными деталями для "доджа".
Если бы вдруг потребовалось найти живое воплощение формулы "национальный по форме, социалистический по содержанию", то это был бы Юрий Тимошенко, знаток украинского фольклора, который постоянно тянулся к русской культуре, восхищался мелодичностью грузинских песен, изяществом армянской архитектуры, графикой прибалтийских художников, обожал узбекские манты и еврейскую фаршированную рыбу. Расул Гамзатов когда-то пошутил: "Выступление Тарапуньки и Штепселя для меня - праздник дружбы народов".
Тимошенко люто ненавидел национализм во всех проявлениях, высмеивал его и в повседневной жизни и на эстраде. Одного киевского деятеля культуры, из которого сочился антисемитизм, публично обозвал "национальным по форме, дураком по содержанию". Другому - в Москве, на Декаде украинского искусства, в фойе гостиницы, за слово "жид" влепил такую оплеуху, что тот свалился на пол.
Ехали они на эту декаду в штабном вагоне, в котором находилось только высокое начальство и все народные артисты. Начало декады совпало с окончанием студенческих каникул. На какой-то станции к ним в вагон проскользнул студент, "зайцем" возвращавшийся в Москву. Тимошенко приветливо заговорил с ним, вспомнил свой институт, пошутил по поводу вечного студенческого безденежья. Спросил: "Конечно, хочешь есть?" и, не дожидаясь ответа, пошел в буфет за продуктами. Когда он вернулся, нагруженный пакетами, студента уже не было: по требованию какого-то вельможного чиновника проводник на первой же остановке выдворил "зайца", ехавшего "не по рангу". На Тимошенко страшно было смотреть, это было то состояние, когда он становился неуправляемым. Довести его до этого могли только обида и несправедливость. Он чуть не выломал дверь в купе, где заперся перепуганный чиновник, бился о закрытую дверь и кричал:
- Выйди! Я хочу посмотреть в твои глаза!.. Ведь он хотел есть! Ты выгнал голодного человека!.. Ты молодость свою выгнал!

С трудом удалось успокоить его и оттащить от избитой двери.
С Тимошенко связано много такого рода шумных и скандальных историй. Однажды их пригласили на гастроли в Англию и Шотландию, и правительство Украины дало "добро". Для того времени это было чрезвычайным происшествием. Друзья радовались, поздравляли, враги завидовали. Артисты за два месяца вызубрили всю свою программу на английском, оформили документы, оставалось получить подпись секретаря райкома. Тот их приветливо принял, стал рассматривать бумаги и вдруг спросил:
- Юрий Трофимович, Ефим Иосифович, а почему вы еще не члены партии? Нехорошо.
Это была роковая фраза. Тимошенко вскочил, подошел к столу, склонился над хозяином кабинета и стал выкрикивать ему прямо в лицо:
- Вы оскорбляете нас этим вопросом! Пока в вашей партии такие личности, как Котенко, Гончаров, Иваненко, не смейте звать туда порядочных людей! Выгоните из партии всех подонков и тогда мы сами к вам придем!
Березин потом рассказывал: "Юра орал на него, а я сидел и думал: "Всё, уже никто никуда не едет". Он оказался прав - гастроли отменили.
Естественно, такое поведение вызывало нелюбовь и злобу у советских и партийных клерков. Разделаться с популярными и любимыми народом артистами было трудно, но там, где появлялась возможность, им делали и мелкие и крупные пакости. Например, в год, когда и тому и другому исполнялось по шестьдесят, оба были представлены к званию "Народный артист СССР". Подготовленные "Укрконцертом" документы пошли по инстанциям и... потерялись. Друзья и сослуживцы негодовали, пытались выяснять, протестовать, но Тимошенко потребовал все это прекратить: "У нас уже давно есть самые народные звания: Тарапунька и Штепсель". Очень не любил он помпезных "правительственных" концертов и под любым предлогом избегал участия в них. Однажды, за день до такого концерта в Киеве, вдруг улетел в Алма-Ату на съемку какого-то эпизода. В другой раз, уже в Москве, явился с опухшей перевязанной щекой: оказалось, что ему давно надо было вырвать больной зуб, но он дотянул до дня концерта. Он добился своего, от выступления освободился, но Березин его огорчил: "Чудак! Тебе ведь на все концерты зубов не хватит"
Конечно, во многих "правительственных" концертах приходилось участвовать, особенно, во времена Хрущева: ходили слухи, что они с Хрущевым большие друзья. Когда Тимошенко об этом спрашивали, он с нарочитым смущением отнекивался, что еще более подтверждало эту версию. Такие слухи помогали при прохождении их интермедий через Главлит: цензоры боялись связываться с друзьями премьера. После второй женитьбы Тимошенко обратился в Горсовет с просьбой о предоставлении квартиры. Ему отказали, причем грубо, по-хамски. Он не стал никому жаловаться, вместе с новой женой уехал в свою родную Полтаву, зашел к директору местной филармонии и сказал, что поскольку ему в Киеве негде жить, он решил переехать в Полтаву и работать в Полтавской филармонии. Ошалевший от радости директор тут же издал приказ о приеме на работу нового артиста, помчался с этой новостью в обком, где тут же было принято решение о предоставлении Юрию Тимошенко шикарной трехкомнатной квартиры. В это время в Киеве забили тревогу, предстояли гастроли в Москве и Ленинграде, шла регулярная реклама, все билеты были давно проданы. Директор Укрконцерта позвонил в Полтаву, разыскал Тимошенко, напомнил о гастролях.
- Я не смогу поехать в Москву, - ответил Юрий. - Я - артист Полтавской филармонии, у меня гастроли в Сосновке и Пятихатке.
Затем позвонил министр культуры:
- Юрий Трофимович, вы подводите Украину!
- Почему? Я работаю в украинском городе Полтава, в украинской Полтавской филармонии, выступаю в украинских селах. Меня здесь ценят, любят, наконец, у меня здесь есть, где жить, в отличие от Киева...
Как вы понимаете, скрипя зубами, квартиру в Киеве ему немедленно предоставили. Но клевать продолжали: за независимое поведение, за дерзкие высказывания и, главное, за "искажение" украинского языка. До блюстителей языковой чистоты никак не доходило, что именно "суржик", русско-украинский коктейль делает Тарапуньку и Штепселя понятными в любой республике огромной страны. И еще им очень не нравилось, что двум знаменитым украинским артистам пишут два
"ненациональных" писателя - я и Роберт Виккерс, ныне покойный. Сколько раз им намекали, "подсказывали", требовали поменять авторов, но они стояли насмерть. Отчаявшись уломать упрямцев, один из высоких чиновников на полном серьезе принял "соломоново решение": пусть для Штепселя по-русски пишут Виккерс и Каневский, а для Тарапуньки украинские фразы будут сочинять украинские писатели!..

Сейчас все это кажется смешным, придуманным, невероятным, а тогда это была повседневная реальность: скопище перестраховщиков, антисемитов, непрофессионалов. Особенно они боялись даже намека на критику. Сатире был поставлен боевой заслон из твердолобых редакторов с авторучками наперевес. Провалит какой-нибудь чиновник сбор утильсырья или не откроет вовремя погребальную контору - за это его в редакторы: мол, последняя инстанция, не справишься - тогда, как говорил мой южный приятель, выгоним "из везде". И эти блюстители нравственности старались: инструкции специальные заучивали наизусть, курсы повышения бдительности проходили, специальную программу разработали, как сатиру "не пущать", из трех пунктов. Первый: "Не смешно". Если же читатели или слушатели все же смеялись, то в ход шел второй аргумент: "Это не наш смех". Когда же ценой огромных коллективных усилий удавалось доказать, что смеются именно нашим, самым здоровым, диетическим смехом, тогда на головы неугомонных обрушивали последнее обвинение, убойное, зубодробильное: "Народу это не надо". Тут уже все, бороться было бессмысленно: против народа не попрешь!.. Вот и покидали сатиру донкихоты, уставшие от борьбы с ветряными мельницами. Даже Салтыковы-Щедрины в те годы переквалифицировались: Салтыковы снимали фильмы, а Щедрины писали музыку.

И вот в это кошмарное время узаконенной шизофрении, два друга, два патриота, два артиста оставались верны своему благородному и не всегда благодарному призванию: помогать, обличать, высмеивать. Ведь это надо заслужить, чтобы спустя много лет, даже сегодня еще можно услышать: "Нет на вас Тарапуньки и Штепселя!"

Они биологически чувствовали смешное, их программы были перенасыщены юмором, но им все время казалось мало, они требовали еще и еще, выжимая из нас максимум. После работы с ними мои мозги напоминали досуха выкрученное белье. Иногда я, совершенно "обезвоженный", пытался хитрить: "Тут легко дожать в исполнении". Но этот номер не проходил:
- Извини, но актерство - это уже наша забота. А вы напишите так, чтобы дворник прочитал и люди хохотали.
И еще у него был любимый афоризм, который мы с Виккерсом возненавидели: "Две полушутки - это еще не шутка". Во время работы над очередной пьесой все время ворчал: "Так, как в прошлый раз, никогда не напишем". Перед каждой премьерой впадал в панику: "Плохо! Бездарно! Не смешно! Провалимся!". И только горячий прием зала успокаивал его и вселял веру в нашу работу. Но все равно, садясь за новую пьесу, снова мрачно предрекал: "Так, как в прошлый раз, никогда не напишем!". Работа с ними была для меня великой школой, она научила предельной краткости, точному диалогу, парадоксальному мышлению. Они часто выступали за границей, приходилось за короткий срок выучивать все интермедии на других языках. Спасала поразительная память Березина. Он запоминал тексты и свои, и партнера. Когда Тарапунька вдруг начинал запинаться, Штепсель немедленно приходил на помощь: "Ты хочешь спросить..." и бойко проговаривал вопрос Тимошенко. "Да, да, именно это я и хотел спросить!" с облегчением подтверждал тот, и Штепсель весело отвечал сам себе.

Однажды был такой случай: в 1955 году, они, еще молодые артисты, были приглашены в Кремль на встречу Нового года. Это вообще была первая встреча
правительства с артистами. Понятно, все очень волновались, и они, и дирекция, и министр. Сшили вечерние костюмы, заказали специальную интермедию. Пока ее принимали, пока утверждали, они не успели выучить. Решили учить в самолете. Только взлетели, Тимошенко потребовал: "Вынимай, будем репетировать". И вдруг у Березина побежали мурашки по позвоночнику: интермедия осталась дома, на письменном столе. По тому, как он побледнел, всем все стало ясно. Наступила гнетущая пауза, его даже не ругали, не упрекали, все были просто парализованы. Березин ушел в хвост самолета, вспоминал, записывал. Через полчаса вышел и, как ни в чем не бывало, обратился к партнеру: " Ну, чего сидишь - давай репетировать!". Все вспомнил: и свои фразы, и его.
 

В памяти выплывает тяжелое воспоминание - похороны Тимошенко. Он лежал в красном гробу, в киевском Доме актера, улицы были запружены народом, движение перекрыто - киевляне прощались со своим любимцем. Раздавленный горем, мгновенно постаревший, подошел к нему Березин, постоял молча, потом выдавил из себя: - Так много хотел тебе сказать на прощанье, но... Прости, Юра, я впервые забыл свой текст...
Как я уже упоминал выше, Тимошенко и Березин прошли всю войну вместе с военным ансамблем, из которого вышли такие известные личности, как композитор Марк Фрадкин, балетмейстеры Павел Вирский, Александр Сегаль, Борис Каменкович, артист Борис Сичкин... В образах повара Галкина и банщика Мочалкина они пели озорные частушки, в сатирических интермедиях издевались над фашистами. После войны был создан оргкомитет, который возглавили Тимошенко и Березин. И все участники ансамбля раз в два года собирались в Киеве на спортплощадке Дома офицеров. Как когда-то, выстроившись по росту, делали перекличку, потом за
дружеским столом вспоминали былое, смеялись над забавными случаями из фронтовой жизни, поминали павших, хором пели "Ой, Днипро, Днипро" - песню, рожденную в ансамбле. Здесь же, на спортплощадке, через много лет фронтовик-генерал, начальник военкомата, вручал им, уже народным и заслуженным, медали "За оборону Киева", "За освобождение Варшавы". "За взятие Берлина"... Увы, с каждым годом все меньше и меньше ветеранов собиралось в Доме офицеров, все больше и больше бывших ансамблистов не отзывалось во время переклички. С 1986 года перестал откликаться и Юрий Тимошенко.
Вспоминаю один смешной случай. Тимошенко много курил. Когда мы работали над пьесой, выгоняли его на балкон. Однажды повели его к прославленному гипнотизеру, чтобы тот отучил от вредной привычки. Гипнотизер усадил пациента в кресло, велел закрыть глаза и стал делать пассы, приговаривая:
- Вы спите... Вы спите... И понимаете, что курить вредно... Курить вредно... Курить вредно... И пить вредно...
Тимошенко открыл глаза и потребовал:
- Про пить - не надо!
Когда-то, в день его 60-летия, я написал шутливые стихи, которые заканчивались такими строчками:

Тебя всегда любил народ
За дерзкий смех, за ум свободный.
Встать, Шут идет!
Встать, Шут идет!
Встать!
Шут идет
Народный!

Эти строки в равной мере относятся и к его верному партнеру, другу и соратнику Ефиму Березину.

 

источник - © Александр Каневский.   https://www.litres.ru/aleksandr-kanevskiy/smeysya-payac/chitat-onlayn/?utm_source=admitad.com&utm_medium=cpa&utm_campaign=main

 

 

---

 

 

экзамен                                                                 кто знает больше песен

Тарапунька и Штепсель.. фильм "Ехали мы, ехали".(1962г)

  Тарапунька и Штепсель - Юмористические миниатюры (1950-1970)

Категория: Сборник
Автор: Тарапунька и Штепсель
Название диска: Юмористические миниатюры
Жанр диска: Юмор
Год выхода альбома: 1950-1970
Число композиций: 12
Суммарное время: 00:58:22
Формат: MP3 | 256 kbps
Объем: 107,17 Mb
Частей: 1

Зеркала: Depositfiles, Hotfile

Треклист:
01. Давайте познакомимся (6:22)
02. Экзамен (5:05)
03. Кто знает больше песен (3:12)
04. Могло быть хуже (6:25)
05. Об образовании (2:45)
06. О наших жёнах (6:46)
07. Перестраховка (6:18)
08. Родился я на хуторе Козюльки (3:14)
09. Родственники Тарапуньки (5:49)
10. С принципиальной правотой (3:01)
11. Тарапунька-охотник (6:16)
12. В день 8-го Марта (3:09)

Depositfiles:  Скачать | Download
Hotfile:  Скачать | Download        скачивать

источник- http://www.mp3talk.ru/

Березин Ефим – Штепсель

11 ноября 1919 года в Одессе родился Ефим Березин - Штепсель из знаменитого дуэта, артист эстрады, мастер разговорного жанра, классик сатирического конферанса

«До-ре-ми-фа-соль-ля-си, ехал Штепсель на такси, Тарапунька прицепился и бесплатно прокатился». Эти частушки в середине шестидесятых распевал весь Советский Союз. Популярность дуэта Штепсель - Тарапунька не знала предела. Юмористы, находящиеся на пике славы, имели все - квартиры, машины, дачи и красавиц-жен. Когда 1 декабря 1986 года в Ужгороде на гастролях скоропостижно скончался Юрий Тимошенко (Тарапунька), Ефим Березин еще некоторое время выступал один. Но его успех не шел ни в какое сравнение с успехом знаменитого дуэта. О дружбе Тимошенко и Березина ходили легенды. Говорят, Тарапунька даже в партию не пожелал поступать без Штепселя. И поначалу даже отказывался от звания заслуженного артиста. Сказал: «Или двоим, или никому». Дали двоим. Потом и народными артистами Украины вместе стали. А вот народных СССР им так и не дали. Два раза знаменитый дуэт подавали на присуждение звания и каждый раз их документы непонятным образом терялись. Когда решили подавать в третий, Юрий Тимошенко категорически заявил: «Все, с нас хватит. Не хотим. У нас есть звания - Штепсель и Тарапунька...».

Ефим Березин явился на свет в послереволюционной Одессе. В особняках Княжеской улицы когда-то проживали аристократы. В годы детства Ефима, разумеется, никаких аристократов на этой, как и на других одесских улицах, не стало. Жили тут простые труженики, веселые одесситы. В роду Березиных все, так или иначе, были связаны с искусством. Дед играл на всех свадьбах в Тирасполе и обучил музыке чертову дюжину своих детей. Он был убежден, что дом с детьми - базар, а дом без детей - кладбище. Можно себе вообразить семейный оркестр Березиных, наигрывающий задорные молдавские мелодии.

Театральные впечатления Ефима относятся к самым ранним детским годам. От их дома до Нового базара было рукой подать, а базар в Одессе - тот же театр, только бесплатный. Торговки рыбой и фруктами зазывали покупателей, каждая на свой манер. Были тут мастерицы прибауток и монолога, броской рекламы и солидной информации, были артисты - старики- лирники и фокусники-китайцы, человек-оркестр, извлекавший звуки сразу из пяти инструментов и дуэт полуслепых старушек, старательно выводивших псалмы; веселые беспризорники - исполнители жанровых песен под аккомпанемент костяшек, и настоящий римский гладиатор. Гордо блистая латами, гладиатор находил на базаре площадку, ловко очерчивал мелом небольшой круг, как бы отделяя себя от рыночной суеты, и на этой арене жонглировал невообразимо тяжелыми шарами и гирями. Его зеркальный шлем гонял по лицам пораженных зрителей стаи солнечных зайчиков, а когда парад красоты и силы кончался, в этот шлем со звоном падали медяки.

Но однажды случилась беда. За меловой круг ступил рваный сапог неизвестного нахала. На глазах потрясенной публики парень оттеснил плечом смутившегося гладиатора и стал, словно мячики, разбрасывать по «арене» пудовые гири и штанги, на поверку оказавшиеся пустыми жестянками. Ефим испугался. Воображению рисовались страшные картины позора и низвержения разоблаченного кумира. Вид его действительно был жалок. Но надо было знать и суровую справедливость Нового базара! Оправившись от смущения, торговки дружно набросились на беспардонного пришельца: «Тебя что, сюда звали?! - кричали они.- Или ты не видишь, что человек зарабатывает на свой кусок булки? Силы у тебя много? Так иди копай ямы в Голопузовке!». Новоявленный разоблачитель ретировался, а гладиатор, успокоившись и подкрепившись, как ни в чем не бывало, продолжил свои гастроли. Но теперь уже все восхищались не его силой, а умением при помощи таланта и воображения превращать невесомые жестянки в рекордные тяжести...

Знавшие Березина в детстве, говорили, что Ефим пришел в цирк задолго до того, как научился ходить. Пятьдесят пять лет его папа проработал капельдинером в Одесском цирке, а цирк в Одессе, как, впрочем, и все остальное, - особенный. Клоуны и акробаты всей страны утверждали: тот, кто «пройдет» в Одессе, - «пройдет» всюду. Когда-то восторженные одесситы вознесли до небес известного антрепренера Саламонского за удивительные пантомимы «Ночь в Калькутте» и «Юлий Цезарь в Риме». Но они же, одесские зрители, забросали его галошами и гнилыми апельсинами, когда в пантомиме «Коррида в Испании» вместо обещанных свирепых быков на арену выскочили пацаны в напяленных на плечи рогатых тряпках.

В голодные двадцатые годы солнечное пятно арены казалось сказочным островом. «Желтая арена цирка,- вспоминал Юрий Олеша, - это и есть дно моей жизни». Радостный грохот оркестра, пестрые костюмы униформы, раскатистый голос шпрехшталмейстера, блеск фантастической аппаратуры, щелканье бича и ржание лошадей, дикий оскал укрощаемых хищников, легкие фигурки гимнасток... Праздник, в котором можно участвовать каждый вечер. И клоуны - неистощимые весельчаки, беззаботные шалуны, дерзкие задиры.

Клоуны напоминают расшалившихся детей. Дети вовсю подражают клоунам. Березин, ежевечерне проходивший в сказку без билета, спешил поделиться с одноклассниками свежими трюками. «Не хватало еще, чтобы мальчик стал циркачом», - сокрушалась мама. «Не циркачом, а артистом цирка», - спокойно поправлял ее отец. А тем временем Фима Березин с успехом исполнял цирковые номера в первомайском школьном концерте. Воспитатель многих цирковых артистов Михаил Польди пригласил маленького одессита всерьез заняться цирковым ремеслом. Ефим подумал, подумал и все-таки отказался. Мама облегченно вздохнула: может быть, ребенок станет инженером или доктором, «как все»?

В том, что Березин не стал циркачом, отчасти повинен Одесский театр имени Октябрьской революции. Молодая актриса этого театра Ф.Шнейдер-Коршаковская руководила школьным кружком и сумела заразить ребят любовью к сцене.

В Одесском театре революции шли лучшие пьесы талантливого Ивана Микитенко (он заведовал литературной частью). На одесской сцене впервые увидели свет драмы поэта Леонида Первомайского. «Комсомольский драматург» Александр Корнейчук принес сюда трагедию «Гибель эскадры», и с подмостков этого театра началось ее триумфальное шествие по стране.

Одесситы любили театр, а его артистов ласково называли по именам. Простим одесских поклонников за фамильярность. Не могли же они тогда знать, что со временем юные Наташа, Юра и Женя станут Натальей Михайловной Ужвий, Юрием Васильевичем Шумским, Евгением Порфирьевичем Пономаренко - народными артистами СССР, гордостью украинского и советского театра. В 1937 году десятиклассник Ефим Березин был удостоен звания лауреата конкурса школьной самодеятельности за исполнение роли Самозванца в трагедии А.С.Пушкина «Борис Годунов». Этот конкурс проходил в стенах бывшего Воронцовского дворца, ставшего одесским Дворцом пионеров. Краем глаза Самозванец заметил, как учитель физики показал ему вверх поднятый палец. После выступления он сказал: «Молодец! Езжай в Киев, в театральный институт! Одесса тебя не забудет».

Одногодки Тимошенко и Березин росли вместе с республикой и страной, успев испытать радостные и трудные дни. Они познакомились в Киевском театральном институте, который вместе и закончили. Встретились на студенческом капустнике и с тех пор почти никогда не расставались. И не ссорились.

Тогда, как, впрочем, и сейчас, слова «театральный институт» производили на юношей и девушек магическое действие. Небольшой домик на Крещатике гудел пчелиным ульем. Конкурс - семнадцать человек на место! Комиссия терпеливо прослушивала и просматривала каждого, стараясь добраться до истинных природных данных поступающих сквозь наигранную бойкость и парализующий испуг. Березину предложили сделать этюд: «Вы пришли на танцы в чужих туфлях. Они ужасно жмут. Действуйте!». Двести клоунов, прошедших перед глазами Ефима в одесском цирке, помогли ему выполнить это нехитрое задание. Когда, зацепив ногой за ногу, он шлепнулся на пол сцены, один из членов комиссии шепнул другому, что у одессита в тесных туфлях «золотой» аттестат, а круглые отличники в театральные вузы почему-то идут не густо...

Юрий и Ефим познакомились в студенческом общежитии. Судьба-режиссер поместила их койки рядом в одной комнате. Первокурсники шумно осваивали общежитие, обживали институтские аудитории, знакомились друг с другом и с педагогами. Быстро поняв, что именно капустники дают возможность проявить нереализованные запасы остроумия, Тимошенко и Березин с головой окунулись в устроение веселых спектаклей и вскоре стали их признанными руководителями. Они брались за все - писали, ставили, играли. Для них выступления в капустниках стали как бы зачетами на отсутствующей в институте кафедре юмора и сатиры. Возможно, тогда будущий театральный актер Ю. Тимошенко и будущий режиссер драматического театра Е. Березин впервые обнаружили, что эстрада может быть яркой и современной, веселой и патриотичной. Молодые артисты заметили, что стоит им появиться вместе, как веселая реакция зала удваивается. Выходило, что зрители как бы сводили Тимошенко с Березиным - уж очень любопытный и забавный дуэт образовывали эти фигуры на эстраде.

Осенью сорок первого на спортплощадке киевского Дома Красной Армии выстроились бойцы необычной военной части. Первым в шеренге - высокий худой Юрий Тимошенко, далеко на левом фланге - Ефим Березин, а между ними сто новых товарищей, артистов красноармейского ансамбля песни и танца Юго-Западного фронта, с винтовками за плечами и противогазами на боку. С первого дня войны они стали выступать перед красноармейцами, отправляющимися на фронт.

Молодые любимцы публики болезненно переживали, когда их проверенные трюки встречались печальной и снисходительной улыбкой. От суровых призывников, их заплаканных жен и матерей, от первых раненых и контуженых наивно было ожидать большего. Может быть, в эти тяжкие для народа дни юмор вообще неуместен? По своему небольшому опыту артисты знали, какое значение для восприятия сценических героев имеют их профессия, костюм, орудия труда. Перебрав военные специальности, остановились на фигурах повара и банщика. Наверное, таким же образом складывались некогда характеры-маски героев площадных зрелищ.

Неунывающие затейники, веселые балагуры, они мгновенно становились друзьями зрителей.

Часто концерты шли в сопровождении дождя, порой - под аккомпанемент артиллерийской канонады. Случалось, что над местом выступления кружили «мессершмидты». Тогда концерт становился испытанием выдержки для артистов, а сцена превращалась в боевой пост, который во избежание паники нельзя было покинуть без приказа.

В госпиталях выступали, разбившись на небольшие группы. В Нежинском лицее, где некогда учился Гоголь, врачи не отпускали артистов, пока они не выступят в каждой палате. Особенно добивались, чтобы все раненые бойцы увидали Галкина и Мочалкина.

Если поначалу пребывание комиков в ансамбле и вызывало кое у кого сомнения, то теперь трудно было представить выступление коллектива без них. Когда однажды перед ответственным концертом Березин заболел, командование ансамбля упросило его выручить товарищей, чтобы дать полновесную программу. Больной был доставлен на газике командующего армией и выступил, как потом говорили, «с жаром».

В 1946, первом послевоенном году, пройдя многие испытания, друзья с триумфом победили на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. Молодые артисты, отмеченные премиями и дипломами, на долгие годы стали украшением советской эстрады, оправдав высокую оценку, данную их искусству старшими коллегами. «Из всех выступавших речевиков мне больше всего понравились два молодых артиста - Е. Березин и Ю. Тимошенко... У них превосходные актерские данные, обаятельная манера общения со зрителями, подкупающая непосредственность»,- писал в газете «Советское искусство» Сергей Михалков, первым поздравивший счастливых друзей с трудной победой.

Разносторонним и многогранным было творчество звёздного дуэта. Доверительностью и живостью отличались их радиовыступления, которые не могли не задеть чувства слушателей.

Сатирические выпады Тарапуньки и Штепселя находили отклик у радиослушателей, рождали поток писем с оценкой их работы, предложениями новых тем для выступлений. А артисты черпали из этого потока и темы, и факты.

Часто в те годы обращались к их творчеству и студии грамзаписей. Впечатляло в записях интонационное богатство юмористов, у каждого из них была как бы своя мелодия - сплетаясь, они образовывали одну музыкальную пьесу.

Кино многократно увеличивает популярность. В 1954 году появился фильм «Веселые звезды». Сюжет комедии составляли приключения Тарапуньки и Штепселя на эстрадном конкурсе, их встречи со «звездами» веселого жанра. По ходу действия исполняли свои фельетоны Н. Смирнов-Сокольский и Р. Зеленая, играли интермедии
Л. Миров и М. Новицкий, М. Миронова и А. Менакер, пели Л. Утесов и К. Шульженко, показывали свое умение жонглеры, танцоры, фокусники. Кинофильм с их участием просмотрели миллионы. Теперь их встречали как добрых знакомых, но и ждали от них большего. Актерам, чтобы не разочаровать зрителей, приходилось постоянно быть на уровне своей популярности.

Некоторые администраторы по простоте душевной объявляли в афишах: «Выступают артисты Юрий Тимошенко и Ефим Березин» и никак не могли распродать билеты. В то же время слова «Тарапунька и Штепсель», нацарапанные огрызком карандаша на клочке бумаги, производили магическое действие - влекли в залы молодежь, стариков, детей.

Они спорили, доказывали, уступали в мелочах ради сохранения главного. В период, когда в искусстве торжествовала так называемая теория бесконфликтности, когда суровой правде предпочиталась лакировка действительности, сатирики прибегали к своего рода эзоповскому языку. Они шельмовали заведующего баней, обвиняли директора артели, подвергали насмешкам друг друга, но проницательный зритель прекрасно понимал суть их критики, направленной в более значительные цели. Народ так и называл эту пару - «пересмешники».

После смерти Тарапуньки, в 1986 году, Березину уже было тяжело работать одному. Его дочь Аня вышла замуж за популярного актера советского кино - майора Томина из «Знатоков» - Леонида Каневского, и они уехали в Израиль. Через год, в начале девяностых, родители приехали к ним в гости. А на третий день пребывания в Тель-Авиве у Ефима Иосифовича случился инфаркт. Его быстро поставили на ноги, но врачи категорически запретили ему летать. «Делайте, что хотите, - сказали, - даже коньяк можете пить, но следующего перелета вы не переживете». Так они и остались в Израиле. Месяц пожили у детей, потом получили гражданство и отдельную квартиру.

Когда Березин приехал в Израиль, у него уже была болезнь Паркинсона. И с каждым годом она прогрессировала. Дочь и её муж сделали все возможное, чтобы продлить ему жизнь. Ефим лечился у лучших врачей в лучших клиниках. Говорили, что врачи добавили ему пять лет жизни, но последние годы были самыми тяжелыми. Через несколько лет после их переезда умерла супруга Роза. У нее всегда были проблемы с сердцем, но она никогда не обращала на себя внимания: слишком была занята мужем. Березин тяжело перенес этот удар. За Ефимом Иосифовичем ухаживала женщина, которая его любила. Но последние годы он не мог сам вставать с кровати, почти не двигался, утратил речь... В послед-нем своём интервью он сказал: «Я люблю свою Родину и желаю ей успехов. Там прошли лучшие годы моей жизни». Потом немного помолчал и произнес знаменитое: «Здоровеньки булы...». И это было сказано со светлой печалью. На творческий вечер, посвященный его 75-летию, в огромный концертный зал в Тель-Авиве на 1800 мест пришли все, кто любил и знал Березина. На сцену выходили Козаков, Губерман, Левинзон, Каневский. А после концерта Березин сказал: «Я не буду больше выходить на сцену. Это в последний раз. Не хочу быть смешным...». В этом была его трагедия... Конечно, такой славы, как в Советском Союзе, у него уже не было. В последнее время он перестал узнавать даже близких людей.

Умер любимец публики, народный артист Украинской ССР, 29 мая 2004 года, похоронен на кладбище «Яркон» возле города Петах-Тиквы в пригороде Тель-Авива. И хотя на земле обетованной живёт много наших земляков, редко кто из них ассоциирует Штепселя с Одессой - он остался в памяти как общенародное достояние.

источник- http://www.odessitka.net/content/view/1402/138/

Тарапунька и Штепсель - Ровно 20 с хвостиком