Знаменитый артист отметил 90-летний юбилей. "Вечёрка" побывала в гостях у своего ровесника
Народный артист России Бен Бенцианов всю нашу кипучую, могучую и огромную страну объехал с концертами. Оно и понятно: шестьдесят лет (рекорд, достойный Книги Гиннесса!) Бен Николаевич произносит на эстраде свои монологи, сценки, интермедии, сочиняет музыкальные портреты, фельетоны (а на сцене он провел все 70!). И как это ни удивительно для сегодняшней эстрады, у него нет и не было плохих шуток... Накануне 90-летия народного артиста "Вечёрка" побывала в гостях у Бена Николаевича и вручила своему ровеснику юбилейную медаль, специально изготовленную к 90-летию "ВП", а также подарила на память большой фирменный "вечёркинский" фарфоровый чайник... И, думается, кстати-к Бену Николаевичу из Америки на юбилей приехали родные люди: старший сын Володя, внучка Даша с правнучкой Машей, не получилось привезти правнука Ваню (ему год и три месяца) - по малолетству он остался в Вашингтоне, но у него большие перспективы.

ОБЪЕЗДИЛ ВЕСЬ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

- Бен Николаевич, помню, как на юбилейном концерте в Театре Эстрады в честь вашего 85-летия вы читали монологи, пели куплеты, показывали музыкальные
портреты и как замечательно на это реагировала публика...
- Вы знаете, обычно музыку и стихи я придумываю сам, потому что знаю, что мне нужно, что я хочу сказать... Я объездил всю великую страну - Советский Союз. Из
крупных областных городов не был только в двух-Твери и Воронеже. Все остальное мною было неоднократно посещено, и можно было, скажем, какому-либо молодому
человеку или девушке из далекого села и не видеть артиста Бена Бенцианова-но не слышать его они не могли... Тогда не было "Фабрики звезд", тогда эти "звезды", как шайбы, не лепились, тогда считали иначе: если у педагога на курсе вырастают артисты, похожие именно на этого педагога или же друг на друга, то это большой минус...
- Вы как раз и есть подтверждение этих слов, ведь в студии БДТ у Бориса Бабочкина, которую вы окончили перед самой войной, учились такие непохожие артисты, как Стржельчик, Копелян, Людмила Макарова... И конечно, никто из вас не был похож на Бабочкина...
- Бабочкин создавал штучный товар, а эта "Фабрика" при всем уважении к отдельным ее выпускникам... Могу сказать, что 70 - 85% людей у нас абсолютно не
соответствуют имени "звезда"... Вот к Диме Билану я отношусь с уважением, потому что он подтвердил, что он не случаен... Раньше надо было стать знаменитым
артистом, чтобы допустить какой-то скандальный жест, шумный развод. А теперь все наоборот: ты сначала устраиваешь скандал, а потом становишься известным
артистом. То же самое происходит и с нравственной, духовной планкой. Столичное телевидение, гламурные журналы - как они воспитывают?

ДВА ГЕНИЯ ЭСТРАДЫ

- Бен Николаевич, вы были участником Финской и Великой Отечественной войн, были тяжело ранены - я так понимаю, что это помешало вам стать драматическим артистом...
- Именно! Я долго-долго выходил из состояния слепоты и глухоты после тяжелой контузии, и когда выписался из очередного госпиталя (это было в Уфе, в 1942 году), то поехал в Новосибирск - потому что знал, что там в эвакуации находится Александринка, там был Новый ТЮЗ Бориса Вульфовича Зона, весь симфонический оркестр Ленинградской филармонии во главе с Евгением Мравинским и художественным руководителем Иваном Ивановичем Соллертинским и бесконечное количество пре-красных людей в концертном бюро при этой филармонии - Гилельс, Ойстрах, Андроников, джаз Утесова, Лундстрем... Там были великолепные чтецы. И едва я зашел и предложил свои услуги Александринке, меня сразу взяли, и не оттого, что я хороший артист, а оттого, что "брюки" нужны были на сцене-все молодые люди ушли на фронт защищать Родину... Еще на первой читке за столом я понял, что мне надо смотреть на партнершу, чтобы понять по артикуляции, что я должен отвечать на реплику. А по замыслу пьесы я должен был сидеть отвернувшись и не смотреть на эту даму... И тогда я сказал замечательному Леониду Сергеевичу Вивьену, что вынужден поблагодарить его и уйти из Александринского театра. А куда уйти? И я
пошел в концертное бюро. Так я впервые оказался на эстраде.
- Вы не одно десятилетие занимаетесь на эстраде настоящим искусством. Кто-то был для вас кумиром?
- Если говорить откровенно, то вообще в этом сложном эстрадном жанре, который называется легким, я бы назвал одного гения, живущего в Америке, - это Чарлз Спенсер Чаплин, а другой, которого звали Аркадий Исаакович Райкин, жил в Ленинграде, и с этим гением я был знаком. Он был малоулыбчивым, малоконтактным, и это не случайно - он был весь погружен в себя и не похож на нас... Моя жена, Любовь Петровна, работала в театре у Аркадия Райкина и дружила с его женой. И может быть, от этого Аркадий Исаакович был расположен ко мне... Хочу сказать, что Любовь Петровна была замечательная актриса, она заканчивала курс дивного педагога, профессора ЛГТИ Леонида Федоровича Макарьева. И именно она сделала из меня артиста... Нет, конечно, всей выучкой я обязан Борису Андреевичу Бабочкину, а тем, что стал известен, - Любочке, которая ни разу мне не сказала доброго слова за мои выступления.
- А что ей не нравилось?
- Ну... Самое большое, что она могла сказать, не педалируя особо: "Ну, папа, ты был сегодня молодец: хорошо, хорошо работал!" А бывало и так. Я выступаю в Кремле перед делегатами съезда партии. Гигантский концерт и гигантский успех: меня не отпускают со сцены, аплодируют в течение трех-четырех минут. Уже увезли рояль - а все равно аплодируют. Я приезжаю домой- гордый. А она говорит: "Мне было стыдно за тебя - ты так отставил ножку, так сделал ручкой-что это за легкомыслие? Это не твоя манера". Это все шлифовало меня.

МНЕ НИКТО НЕ ДЫШИТ В СПИНУ

- Бен Николаевич, можете сказать, что кто-то сейчас идет по вашим стопам?
- Может, это выглядит с моей стороны бестактно, но я могу сказать, что даже не слышу чьего-то дыхания: мне никто не дышит в спину, никто не пытается меня догнать...
- Сейчас сложилась парадоксальная ситуация - особенно это видно на примере "Аншлага" или "Кривого зеркала", - что эстрада у нас не смешная...
- Эстрада сейчас пошлая, я даже стесняюсь ее... Когда-то давно, еще при коммунистах, я сказал Евгению Вагановичу Петросяну: "Женя, надо говорить вещи
серьезные, мы страшные годы переживаем". А он мне: "Бен Николаевич, у нас такой репертком, у нас такой обком, горком, у нас такой ЦК, такой главлит, такой худрук..."
- На цензуру намекал, что ли?
- Ну конечно! Но когда это кончилось. .. Я вам больше скажу: коммунистическому правительству даже было выгодно, чтобы один был в Москве, один - в Ленинграде. И любому иностранному визитеру можно было бы сказать: "Послушайте, что Райкин про нас в Колонном зале рассказывает!" Или: "А в Ленинграде Бен Бенцианов кроет нас!" Но когда сегодня, при всех издержках, все-таки свобода-то есть...Чего бояться? А они продолжают про тещу, про любовника под кроватью, пьяного сантехника... Это все правда. Ну а кто же будет говорить о Кремле? О том, что министры-взяточники? Что среди генералов есть бесчестные люди, что мы разрушаем свои погосты, забываем, где похоронены дедушки и бабушки? Вот я сижу перед телевизором, переключаю каналы, подскакивая от того, что меня шокирует, и в ужасе думаю: "Мать честная, что же, у нас всего двадцать артистов, что ли? Этот только что был, переключаю - опять он! И все они говорят глупости - люди смеются, и чем пошлее, тем они радостнее хохочут"... Поэтому я стараюсь показать то, чем нужно заниматься сегодня, чем можно удивить людей, которые знали, что такое советская эстрада, и уважали ее. Ведущие артисты Музыкальной комедии считали за честь выступить в эстрадном концерте. А на концертах в саду отдыха на Невском проспекте не чурались выступать ни Дудинская, ни Сергеев, там пели выдающиеся певцы, выступали Полицеймако, Черкасов, Симонов! Сегодня же всего этого нет...
- Бен Николаевич, неужели вы не видите способных молодых исполнителей?
- Не вижу никого из тех, кто заканчивает сейчас эстрадное отделение. Я лично на своем долгом веку в Ленконцерте - "Петербург-концерте" должен был "затягивать" людей в эстраду... Со своей Любой я познакомился именно потому, что ходил на Моховую, на выпускные экзамены, - она там играла роль в спектакле "Мария Стюарт"... А сейчас? Ни одного человека из Театральной академии на Моховой к нам не пришло! Потому что, как только они ее заканчивают, то пускаются в тамады, ночные стриптизы, ведут корпоративные вечеринки - зарабатывают деньги и смотрят на меня как на идиота: он в троллейбусе ездит? У него нет автомобиля? Нет своей дачи?
- Ну хорошо, а то, что делают Иван Ургант, Максим Галкин, - вас не впечатляет?
- Ургант - прекрасный мальчик. А когда появился Галкин и занялся своим делом- это было восхитительно. Но потом он запел с Аллой Пугачевой и стал мне неинтересен.
- Среди ваших учеников называют Илью Олейникова... Позволю себе провокационный вопрос: "Городок", который они ведут с Юрием Стояновым, - это искусство или проект для зарабатывания денег?
- Это настоящая работа. Это труд. Олейников и Стоянов- лучшие артисты в забытом ныне жанре скетча: они играют короткие сценки, бесконечно перевоплощаясь то в английского лорда, то в старого еврея, то в нищего бродягу, то в супермена, то в обманутого мужа, то в гордого индейца... Илюша Олейников как-то дарил мне фотографии, где писал: "Моему дорогому учителю".
- Но разве этому можно научиться?
- Вот то-то и оно! Вообще я не умею учить. И Аркадий Исаакович ни одного ученика в жизни не имел! Он считал, что если человек способный, то и так пробьется, а если нет - то учи его, не учи, все равно останется бездарным.

БРЕЖНЕВ ЛИЧНО ВПИСАЛ МЕНЯ В СПИСОК НАГРАЖДЕННЫХ

- Бен Николаевич, вы всегда выступаете перед освещенным залом...
- Если бы я не видел зала, я бы превратился в патефон. Я даже завидую своим коллегам, которые могут выступать в темноте. Но я так не могу - я должен до конца видеть каждого, видеть его глаза и сказать: "А что вам интересно? Вы хотите, чтобы я поменял репертуар? Нет? Так что же вы сидите – такой безучастный?" Я начинаю разговаривать, и люди мне отвечают... А потом после концерта могут сказать: "Как мы с вами замечательно поговорили!"
- Вас принимали и в Кремле, в Колонном зале, в зале "Россия", я так понимаю, на ваши концерты ходили высшие руководители советского государства?
- Да. С ними я ездил без конца - даже за границу.
И в советском посольстве, где устраивались приемы, мне приходилось конферировать на языке той страны, куда приезжали наши руководители. Но я языков не знал, поэтому мне приходилось их специально учить. Больше того, я просил студентов нашего Университета перевести какие-то мои стихи и песенки на иностранный язык и платил за это. Бывают очень трудные языки: я, например, три месяца мучился - пытался выучить венгерский.
- А лично вы общались с Брежневым? Говорят, у него было хорошее чувство юмора...
- Конечно! Он был очень приятный мужик, хорошо ко мне относился...
- Но обычно с властью шутить очень опасно...
- И я это понимал! Как-то я пел свои куплеты в Колонном зале на мотив модной тогда песенки "Речка Бирюса", которые заканчивались так: "Разрешим мы все вопросы - в том у нас сомненья нет. Я заметил: кто-то косо посмотрел на наш квинтет. Если этот из начальства, значит, мне несдобровать. А начальство я по штату должен был критиковать... Если я еще хоть полчаса один куплет все буду петь на голоса - меня пошлют с концертами за речку Бирюсу..." Хохот в зале стоит, а Леонид Ильич, вытянув руки вперед, хлопает... А как-то раз в Москве, после всесоюзного совещания командиров промышленности (там были секретари парткомов, директора крупнейших заводов, предприятий), в Колонном зале был помпезный концерт, мой конферанс и куплеты. А на следующий день Юрий Лавриков (в то время первый секретарь горкома партии - очень интеллигентный и умный человек) пришел к Брежневу, чтобы тот утвердил список ленинградцев на представление к орденам. Леонид Ильич стал смотреть список, приговаривая: "Молодцы, ленинградцы, молодцы!" А потом обратился к Лаврикову: "Когда люди хорошо работают, это значит, у них хорошее настроение! А хорошее настроение вам, ленинградцам, помогает создавать ваш земляк Бен Бенцианов". И вдруг взял да и вписал сам в список: "Бен Бенцианов". Так я получил свой первый орден - "Знак Почета".

"ВОТ КАКИЕ НАШИ АРТИСТЫ!"

- Рассказывают, что Хрущев, в отличие от Брежнева, юмор не очень-то понимал...
- Да, он не понимал... Но он был доволен тем, что, когда я вел концерт, а с одной стороны от него - руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт, с другой - Вилли Штоф (председатель Совета министров ГДР. - Л. К.),я начинал по-немецки что-то говорить... Публика валится со своих мест - и не от того, ЧТО я говорю, а КАК я это говорю... Они смеялись над моим акцентом, а я бойко говорил (тут Бен Николаевич затараторил на немецком).
- Перевести можете?
- Конечно. Я им сказал: "Вот наша певица, которая поет для вас с открытыми глазами". А один раз я объявил певицу и смотрю - она спела три песни - и все с
закрытыми глазами. Я подошел после концерта к ней и спросил: "Катенька, почему вы все поете с закрытыми глазами?" И она ответила: "Ой, Бен Николаевич! Мне слишком тяжело смотреть, как они мучаются"... Вот вы смеетесь, потому что понимаете, о чем речь. А немцы смеялись оттого, что это был такой чудовищный немецкий... А Никита Сергеевич сидел гордо и говорил: "О! Что вы думаете – мы лаптем, что ли, суп хлебаем? Вот какие наши артисты!" Вот такие были наши руководители - но я слова о них плохого не скажу - потому что считаю: кто плюет в свое прошлое, тот оплевывает будущее. Поэтому не надо проклинать ушедших вождей, хотя одного из них не могу помянуть добрым словом - это Ельцин, который развалил в Беловежской Пуще великую страну... У нас удивительный народ - я поездил по всему миру, посмотрел и понял, что никто с нашим народом сравниться не может - по духовности, да и вообще по всему...
- А с нынешним руководством вы общаетесь? Наверняка и Путин, и Медведев не раз бывали на ваших концертах.
- Ну не случайно я, наверное, получаю добрые телеграммы от Путина... Да и наград у меня достаточно много - только за эстраду я имею пять орденов. Конечно, сегодня на мое место могли бы пригласить интересного, более молодого, прогрессивного артиста, режиссера. И могли бы сказать: "Вот садитесь с нашим худруком и поднимайте нашу эстраду". Теоретически это возможно, но практически... Сейчас настолько уронили престиж эстрады, что сегодня служить эстраде - это растоптанное самолюбие для артиста! Хотя, повторяю, у нас есть люди, преданные этому жанру. И ленинградская эстрада, не имея звезд, которые есть в Москве, остается академической эстрадой, так же, как и ленинградское радио, ленинградское телевидение и ленинградская печать... Могу сказать, что за многие годы в Ленконцерте если я чему и научился, то, безусловно, стопроцентному ощущению зрительного зала - что они сегодня должны от меня слышать! Ведь у меня нет специального репертуара для доярок или для тех, кто летает в космос... Но, как говорят музыканты, тон делает музыку- так вот я этот тон нахожу, когда вижу зрителей, понимаю их. И это актерское чутье сделало меня тем, кто сегодня с вами беседует...

Беседовала Людмила КЛУШИНА

Народному артисту России Бену Бенцианову – 90
Этот серебряноголовый, с юношеской фигурой человек на эстраде уже шестьдесят пять лет, полвека из которых прошли на моих глазах. К великой моей удаче, знаю его не только как давний благодарный зритель, но и как автор некоторых его номеров, соучастник разных "капустников", дружеских посиделок, ну и, естественно, как журналист...
- Говорено-переговорено за прошедшие годы было немало, и теперь вот, в канун столь солидной даты, вспоминается и то, и сё... Когда же Бен Николаевич Бенцианов впервые вышел к зрителю?
- Случилось это в Новосибирске, где оказался после ранения и долгого блуждания по госпиталям. Туда были эвакуированы наша Александринка и Филармония, во главе которой стоял знаменитый Иван Иванович Соллертинский. Решил ему показаться. Выступил - и услышал: "Поете вы гораздо хуже, чем Халиева и Лордкипанидзе, читаете тоже не так, как Перельман и Давыдова. Однако докладчиком вас возьмем..." "Докладчиком" назывался тот, кто вел симфонические концерты. Выходил на сцену и объявлял: "Чайковский, Первый концерт для фортепиано с оркестром. Исполнители..." Именно в этом качестве осенью сорок третьего я и вступил на филармонические подмостки. А вскоре вдруг вызывают: "Вам доверено вести концерт для участников торжественного заседания, посвященного 26-й годовщине Великого Октября". Стал лихорадочно вспоминать все шутки, репризы, которые в разное время слышал на эстраде от Гущинского, Алексеева, Утесова, Менделевича, Муравского...
- И вот 6 ноября 1943 года на новосибирской сцене клуба имени Сталина впервые оказался в роли конферансье...
- Может, это было именно то, о чем он мечтал с детства?
- Нет, в раннем детстве мечтал стать управдомом. Потом - артистом, но – артистом драмы. И стал им: учился в студии при БДТ, играл на прославленной сцене - вместе с Люсей Макаровой, Фимой Копеляном, Славой Стржельчиком... Однажды, в антракте "Дачников", спросил нашего педагога, художественного руководителя Большого драматического, будущего народного артиста СССР Бабочкина: "Борис Андреевич, вы видели, как во втором ряду смеялись?" Бабочкин взорвался: "А ты что, в зал смотришь? Не-е-е, не получится из тебя артиста, иди на эстраду, там как раз "четвертая стена" не нужна. Только на эстраду!" Я расстроился: эстрада тогда среди драматических артистов не очень была популярна... Так что Бабочкин мне напророчил... Вскоре после того выступления в клубе имени Сталина оказался я с концертной бригадой на фронте. Войну закончил в Германии... Минуло несколько лет, и как-то увидел на эстраде Александра Блехмана: безо всяких декораций, без специального костюма, без грима, без партнеров он держал огромный зал в своей власти. Я понял: хочу быть рядом с этим мастером, хочу у него учиться. В коллективе Блехмана, кстати, осуществилась и золотая мечта детства: я таки стал управдомом - Гаврилой Гаврилычем Доморощенко. Этот болтун, демагог и непроходимый дурак был у зрителей весьма популярен...
- Отлично помню этого управдома, причем он у Бенцианова в разных случаях видоизменялся: то становился заведующим столовой, то - культмассовиком в доме отдыха, то даже - дирижером джаз-оркестра... Да и все последующие программы Бена Николаевича в память врезались отчетливо: "Человек с чемоданчиком", "После дальних дорог", "Лицо друзей", другие... И всегда при этом ощущал: эстрада для Бенцианова - не просто "развлекаловка", а дело весьма серьезное и ответственное... Впрочем, он и не протестовал:
- Да, свою профессию уважаю. Ведь каждый вечер мне, по сути, предоставляется высокая трибуна, и творческая безответственность на ней - безнравственна.
Конечно, считаю своим долгом развлекать, приносить людям хорошее настроение. И в то же время - ненавязчиво напоминать о таких понятиях, как совесть, порядочность, духовность. О таких чувствах, как дружба, как любовь...
- За все за это зритель его всегда любил. А как к артисту относились те, кто в Питере руководил идеологией? Не случались ли конфликты?
- Еще как случались! Например, в одном из монологов я упоминал, как на V съезде РСДРП, в Лондоне, Ленин от имени делегатов обратился за материальной помощью к английскому капиталисту. Услышав мое выступление, первый секретарь обкома Романов возмутился: "Бенцианов клевещет на вождя революции! Владимир Ильич не мог одалживать у каких-то капиталистов! Чтобы больше Бенцианова на эстраде не было!" И меня "запретили"... Через некоторое время, когда Романову доложили, что та ленинская расписка о долге действительно хранится в Москве, в Музее революции, "первый" изрек: "Ну и что? Может, и был такой эпизод в жизни партии, но зачем народу об этом знать?" Однако моя опала все равно продолжалась еще несколько лет: не было в городе ни моих афиш, ни объявлений о моих концертах по радио...
 

- Хорошо, что в конце концов обошлось, ведь в советские времена порой случались у артистов и прямо-таки трагические эпизоды. Ну, скажем, по анкетным данным...
- Меня в наших анкетах всегда возмущал глупый вопрос: "Кем были ваши родители?"
Господи! Да кем они были? Советскими людьми. Большевики значительно облегчили бы жизнь страны, если б в анкетах спросили: "Кем стали ваши дети?"
- Ну и пресловутая "пятая графа" тоже кой-кому основательно нервы попортила...
- Как-то мы с Муравским вели концерт, посвященный Дню милиции. Петр Лукич объявляет: "Па-де-де из балета "Лебединое озеро". Исполняют Наталия Дудинская и Семен Каплан". Я ему из-за кулисы почти кричу (Петр Лукич был сильно глуховат): "Не Каплан, а Сергеев!" Муравский улыбнулся: "Мои дорогие! Извините за оплошность. В наше время, когда каждый Каплан мечтает называться Сергеевым, я настоящего Сергеева обозвал Капланом". В зале - хохот... Но случались и провокации. Помню, в Колонном зале Дома союзов концерт для участников Всесоюзного совещания "командиров промышленности" вел замечательный конферансье Олег Милявский. И вот объявляет Олег номера, а они - как на подбор: "Русский народный оркестр имени Осипова...", "Русский народный хор имени Пятницкого...", "Исполнитель русских народных песен Иван Суржиков..." И в конце первого отделения: "Выступает скрипач Леонид Коган..." Вдруг голос из зала: "Русский? " В зале - звенящая тишина. Милявский секунду помедлил: "Советский". Раздались аплодисменты. Дождавшись паузы, Олег добавил: "А вопрос - антисоветский". Во втором отделении, объявив номер Лившица и Левенбука, осведомился: "У вас, товарищ, ко мне вопросы есть?" В зале - хохот и аплодисменты... Мне тоже иногда удавалось найти точную репризу. Как-то давали концерт в воинской части накануне Нового года и договорились выступать не больше пяти минут. Но певец Григорий Прага, спев длинную арию, тут же затянул другую. За кулисами возмутились, в зале заскучали. Наконец закончил и вдруг заявляет: "Ну а теперь я с большим удовольствием исполню..." Но тут я подошел, отобрал микрофон: "Всё! Концерт из Праги закончен!"
- В его программах время всегда выражало себя достаточно откровенно и смело. Бен Николаевич поясняет:
- Когда однажды Ахматову напечатал Кочетов, кто-то удивился: "Как вы могли отдать стихи в "Октябрь"?" Анна Андреевна горько усмехнулась: "Мне некогда ждать"... Вот именно с этим же ощущением - "Мне некогда ждать!" - я всегда выходил на сцену. Должен был идти и делать свое дело. Потому что завтра мне эту возможность могли закрыть...
Помню, например, как в 1993-м (когда Хасбулатов объявил поход против Ельцина) Бенцианов пел: "...Но если Хасбулатов - демократ, то я хочу в режим
тоталитарный". А через некоторое время у него появился номер и про Руцкого – как он за 28 тысяч "деревянных" купил себе "мерседес" и всем предлагает: "Садись,прокачу!": "Я к тебе, дружок, не сяду,/ Завезёшь вдруг по кривой:/ Хорошо – коль в сорок пятый,/ Ну а вдруг - в тридцать седьмой?!.."
- Увы, сегодня слово на эстраде можно услышать очень редко. И острые куплеты, как великолепно многие годы делал это Бенцианов, уже не поет почти никто. В моде -бесчисленные поп-"звезды"... Бен Николаевич вздыхает:
- "Звездой" на эстраде теперь можно стать, не прилагая никаких усилий: просто нацепил нелепый наряд (или, наоборот, без всякой одежды) - всё! Стать артистом - совсем другое: для этого требуются талант, время, силы... Артист выходит на эстраду, чтобы помочь людям устроить жизнь. А большинство нынешних "звезд" - чтобы устроиться в жизни. В этом вся разница...
- Конечно, он - тоже телезритель и по поводу всяких "аншлагов" и "смехопанорам" не в силах сдержать эмоций:
- Если бы Аркадию Исааковичу Райкину в горячечном сне приснился хоть один процент эфирного времени, которое занимает сегодня Евгений Ваганович Петросян, он, наверное, проснулся бы в холодном поту: потому что в таком случае ему просто нечего было бы больше сказать! А Петросян не стесняется без конца вещать про тещу, вонючий лифт, санузел, секс... Это всё делается, чтобы сидящие в зале и у телевизоров подталкивали друг друга: "Вот, жена, ты меня все ругаешь, а Петросян-то вон кого показывает!" Подобному зрителю (впрочем, их огромное количество) очень нравится, что есть кто-то глупее, чем он, подлее, отвратительнее... К тому ж после каждой ничтожной интермедии Петросян подставляет фонограмму с овациями... Слава богу, что есть великий Жванецкий, еще есть Карцев, Арлазоров... Что же касается молодого и очень талантливого Максима Галкина, то на него, к сожалению, плохо действует слава. К тому же Максиму нужно делать то, что лучше него никто не сможет, а он зачем-то вдруг начинает петь с Пугачевой...
- Ему приходилось выступать не только на русском языке, но и на английском, польском, немецком, венгерском, чешском, румынском, финском... Вспоминает:
- За рубежом обычно старался избежать дословных переводов. Однажды слушал, как одному иностранцу переводили стихотворение: "Отличное, благоустроенное шоссе. Ввиду полного безветрия зеленые насаждения совершенно спокойны. Если у тебя есть возможность задержаться, ты сможешь здесь неплохо отдохнуть". А оказалось, что это Лермонтов: "Не пылит дорога, не дрожат листы. Подожди немного - отдохнешь и ты".
***
Когда-то, очень давно, в ленконцертовском "капустнике" я пел "одесские куплеты":

"И Бенцианову поклон, конечно, низкий:
Артист заслуженный республики Киргизской!
Не ожидал я здесь подобного сюрприза:
Впервые ж вижу настоящего киргиза!"

После и другие союзные республики поочередно присваивали ему свои почетные звания, пока наконец не стал Бен Николаевич народным артистом России.
Пятнадцать лет назад, когда отмечалось его 75-летие, я приветствовал юбиляра "капустнической" одой:

"За всё поклон Вам низкий-низкий!
Здоровья Вам, наш дорогой,
Артист аварский и киргизский,
И русский, и чуть-чуть другой..."

А сам он в финале торжества свой лирический монолог завершил такими словами:

"Я на эстраде - в боевом строю.
Удачи были, неудачи были.
Я жизнь свою эстраде отдаю
Лишь для того, чтоб все мы лучше жили!"

У него много медалей, пять орденов, а полгода назад моложавый, подтянутый, элегантный артист получил из рук губернатора почетную грамоту - "За вклад в развитие культуры и искусства Санкт-Петербурга". Что ж, жизнь продолжается: "Я на эстраде - в боевом строю!"

Народному артисту России Бену Бенцианову 3 октября исполнится 90 лет. «Славянке» удалось встретиться со знаменитым конферансье и мастером эстрадной публицистики накануне его юбилея. Бен Николаевич, хоть и, смеясь, называет себя «даже уже не старым, а древним», отлично выглядит и ни на день не прекращает работы. Он пишет, размышляет о сегодняшней действительности и делится мыслями со своими зрителями.
Свою аудиторию актер любит и очень уважает, и к самому разному зрителю старается найти свой подход.
Б.Б.: Вы же понимаете, какие бывают концерты. Утром приходят допризывники, а вечером – седоусые генералы и маршалы. Другим утром – абитуриенты, вечером – лучшие именитые хирурги. Утром – выступление для судостроителей, а вечером в совхозе «Птичий». Естественно, я перебираю в уме все свои записи. Я думаю, что нужно публике. И, конечно, она очень ценит то, что я говорю о вещах, которые ее волнуют.
А еще публика ценит честность, которую Бен Бенцианов сделал своим главным кредо в работе и в жизни.
Б.Б.: Когда-то я понял, что мой успех может ко мне прийти, если я буду жить на сцене так, как в жизни. То есть, не врать и не бояться. У меня такой закон. На все остальное я наложил табу. Я никогда не говорю про тёщу и про любовника под кроватью, про прокладки и прочее, что начали сейчас без стыда и совести произносить с экрана. Этим, к сожалению, занимаются сейчас многие мои именитые и очень богатые «коллеги».
Вообще, падение нравов артист считает куда большей проблемой современной жизни, чем об этом принято говорить.
Б.Б.: Если Ксения Собчак стала сегодня духовной планкой столичного телевидения и его аудитории, то остается только пожалеть россиян. Падение уровня культуры приведет к тому, что лет через двадцать нам не нужно будет иметь ни пушек, ни самолетов, ни танков. Нас можно будет взять голыми руками. Потому что все, что творится сейчас, - это растление молодёжи. Это духовный СПИД.
Способными исправить это провальное положение Бен Бенцианов считает в том числе артистов. И очень негодует по поводу того, что эти самые артисты сегодня преследуют совсем другие цели и мало задумываются о зрителе.
Б.Б.: Эстрада – это кафедра, с которой артист должен нести чистое, светлое, разумное. Артист должен быть санитаром душ. А они в большинстве своём даже не интересуются теми,, кто сидит в зале!
К слову сказать, искусство ради искусства Бен Николаевич не особо жалует. По крайней мере, не много смысла видит в том, чтобы один на один с собой без конца решать на сцене вопрос – «быть или не быть». Он считает, что у артиста обязательно должен быть контакт со зрителем. Что не только зритель должен видеть, кто там стоит на сцене. Самих зрителей тоже должно быть хорошо видно.
Б.Б.: Я восхищался, поражался и презирал тех своих коллег, которые выступают, не видя, кто перед ними сидит. Кто в зале, для кого они выступают – какая разница…
Я, может быть, один из немногих, или единственный в России, а раньше в Советском Союзе, артист, который всегда требовал одного. Где бы это ни происходило – в Кремлёвском Дворце Съездов при Хрущёве и Брежневе или в нашем Октябрьском БКЗ – дайте в зрительный зал свет! Без этого я не выступаю.
В конце концов, к категоричному требованию артиста привыкли и организаторы, и зрители. Нашли и поняли в этом смысл. А Бен Бенцианов догадался о том, что аудитория ищет и находит в нем самом, и не скрывает своего знания.
Б.Б.: От меня люди слышат то, чего они не слышат от других. Другие талантливее, наверняка. Есть гении. А про себя я могу сказать, что сегодня от Калининграда до Чукотки и от Земли Франца-Иосифа до Сочи, до Краснодара ни один артист, выходя на сцену, не произносит того, что говорю я.

Юлия МЕДВЕДЕВА

3 октября исполняется 90 лет народному артисту России, художественному руководителю эстрады государственного концертно-филармонического учреждения «Петербург-концерт» Бену Николаевичу Бенцианову. 6 октября замечательного артиста будут чествовать в АБДТ им. Г. А. Товстоногова на посвященном ему юбилейном вечере, а 16 октября в Театре эстрады им. А. И. Райкина пройдет его сольный концерт. С Беном БЕНЦИАНОВЫМ встретилась наш корреспондент Светлана РУХЛЯ.

– Бен Николаевич, могли ли вы предположить, что будете отмечать подобный юбилей?
– Никогда. Недавно мне попались на глаза данные о средней продолжительности жизни в России, и оказалось, что сверх этой средней продолжительности я живу уже лет сорок. При этом я совершенно не могу понять, на какой же возраст себя ощущаю.
– Некоторые ваши коллеги пытаются обмануть время, скрывают свой возраст, прибегают к разнообразным косметологическим ухищрениям...
– В свое время Анна Ахматова сказала, что насколько театральная сцена украшает артиста, настолько сцена эстрадная его обнажает. Эстрада – это нечто вроде плахи... Но когда на эстраде появляется мужчина, публика прощает ему и седины, и морщины. Женщинам значительно сложнее, к ним предъявляются иные требования, поэтому и появляются ухищрения, которые я считаю вполне оправданными. Но мне не нравится, когда подобные вещи начинают афишироваться на телевидении и громогласно обсуждаются.
– Часто приходится слышать, что манеры и облик прежних артистов сразу выделяли их из толпы.
– В одной рецензии я прочитал: «Когда по улице шли Шаляпин, Монахов, Стржельчик, они обращали на себя внимание прямой спиной, высоко поднятой головой. Сейчас так узнается Бенцианов» (смеется). Почему «теряется в толпе» сегодняшний артист? Жизнь с тех времен очень изменилась. Что-то упростилось, что-то усложнилась, что-то ушло навсегда. Современному артисту некогда «нести себя», он вынужден думать о том, где бы ему еще заработать.
– Из людей, работавших в близких к вам жанрах, кто, на ваш взгляд, был особенно интересен?
– Я могу назвать не один десяток фамилий, если говорить о тех, кто мне нравился. Но если говорить о гениях периода, который провел на этой грешной земле я, то в этом жанре было два гения. Один жил за океаном и звали его Чарльз Спенсер Чаплин, другой – у нас, в Ленинграде. Его звали Аркадий Исаакович Райкин. Все остальные, к коим я отношу и себя, были кто лучше, кто хуже. Мы все зависели от удачи, от режиссера, от сценариста...
Сейчас, на мой взгляд, дошло до полного маразма. Звезд стали производить на так называемых фабриках, звездам же этим в основном грош цена.
– К разгадке феномена Чаплина или Райкина вы как-то пытались подступиться?
– А в чем неповторимость Пушкина, Тургенева, Льва Толстого? Только в том, что они гении. А как происходит, что из крошечных существ, которые лежат свернутые кулечками и попискивают, кто-то вырастает Бродским, Трифоновым или Шукшиным?! Богом так создано, вот и весь ответ.
Бывает, смотришь на человека и даже представить себе не можешь, каков его подлинный масштаб. Взять Василия Макаровича Шукшина. Ходил по студии человек в кирзовых сапогах, не очень опрятный, весь какой-то неуютный, взгляд прямо-таки «медвежий» из-под насупленных бровей. Но начиналось общение, и все сразу попадали под грандиозное обаяние его личности. И это не оригинальность, не самобытность, это именно гениальность. В наше время такое же можно было сказать об обидно рано ушедшем от нас Андрее Краско.
А сколько программ сделал Райкин! Сколько ролей он в них переиграл! Казалось бы, многие актеры могли их сыграть, один так, другой иначе, Райкин же сыграл гениально.
– Ваш переход из драмы на эстраду был закономерен?
– Можно сказать и так. «Четвертая стена», условно отделяющая сцену от зала, по великому Станиславскому, всегда мне мешала. Мне хотелось прямого контакта со зрительным залом.
...Я учился у Бориса Андреевича Бабочкина, и однажды он сказал на мой счет фразу, которая оказалась пророческой. Произошло это так. Между утренним и вечерним спектаклями (а все мы выходили на сцену в массовке) студийцы не разъезжались по домам, а коротали время в театре. В том числе и в буфете, где продавались дивные на вкус и доступные нам по цене сосиски. И вот во время подобной трапезы подсел как-то за мой столик Бабочкин. Я же, почувствовав от такой «близости» прямо-таки духовную связь между нами, стал развлекать его разговорами и рассказал, между прочим, о старушках, которые уморительно хохотали в зрительном зале на одном из спектаклей. Неожиданно я заметил, что взгляд его тяжелеет, а в следующее мгновение он сказал: «А ты, что ж, г.... (это было одно из «фирменных» его словечек), в зал смотришь?! То-то я все смотрю: я его у «воды» (так мы назвали задник сцены) поставлю, а в конце акта он уже на «лампочках» (рампа) стоит! Владька Стржельчик на месте стоит, Люся Макарова стоит, а он все время выползает! Не получится из тебя артиста! Иди на эстраду!».
...Уже в 1970-е, когда я был заслуженным-народным, мы встретились с Борисом Андреевичем за кулисами Театра Советской армии. Он расцеловал меня и громогласно провозгласил: «Ну что, г..., так и не стал артистом?!». Обидно, что сегодня Бабочкин практически забыт...
– Забыт?! Мне казалось, что роль Чапаева в фильме братьев Васильевых обеспечила ему славу далеко за рамками собственно театра и кинематографа.
– Но эта роль стала для него и роковой. Часто не только обыватели, но и специалисты склонны вспоминать только Чапаева. А Бабочкин был выдающимся творцом, любая грань его деятельности оставляла заметный след, об этом же сегодня никто и знать не хочет.
«Плотницкие рассказы» на телевидении он сыграл так, что уже одного этого было достаточно, чтобы все увидели, что он великий артист. А какие изумительные спектакли он ставил! Он, можно сказать, «родил» БДТ, который, правда, скончался после него, чтобы возродиться уже при Георгии Александровиче Товстоногове.
А каких учеников он воспитал! Ведь если из театрального института выходит один такой артист, как, например, Павел Луспекаев, его педагогу сразу же обеспечено звание доцента. Из студии при БДТ, где преподавал Бабочкин, вышли Стржельчик, Копелян, Людмила Макарова, Иван Пальму, Владимир Труханов...
Я вообще считаю, что артистов надо готовить именно в театре. У нас же получается, что после Станиславского любой может прочитать его труды и пойти преподавать. Но я не представляю, чему может научить человек, который никогда не стоял на сцене, не чувствовал дыхание зала?! Голая какая-то методология получается.
– Тоскуете сегодня по той, ушедшей, эстраде?
– Эстрада, которую мы потеряли, была, в прямом смысле слова, академической. Я помню концерты в саду отдыха на Невском проспекте, когда Летний театр сада был переполнен и не было никакой возможности попасть в него всем желающим. Какие артисты потрясающие выступали! Сестры Берри из Израиля приезжали, чудеснейший театр Будапештской оперетты с Ханной Хонти. Уланова, Вечеслова, Сергеев, Каплан, Халилеева, Грановская, Ростовцев – все наши выдающиеся артисты оперы, оперетты, балета и драмы почитали за честь выступить на эстрадном концерте! Потому что это выступление выходило за рамки «спеть» или «станцевать», ведь только эстрада дает возможность прямого общения со зрителем.
Но сегодня я порой ловлю себя на том, что мне стыдно называться артистом эстрады. Стыдно говорить, что я руковожу одним из звеньев российской эстрады. Потому что моими коллегами насаждается подчас такое! Кажется, Островский в одной из своих пьес написал: «Нет ничего стыднее, чем стыд за других».