КРАТКАЯ БИОХРОНИКА

Если я заболею,
К врачам обращаться не стану,
Обращусь я к друзьям -
Не сочтите, что это в бреду:
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте
Упавшую с неба звезду!

Я шагал напролом,
Никогда я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
В справедливых тяжелых боях,
Забинтуйте мне голову
Русской лесною дорогой

И укройте меня
Одеялом в осенних цветах...

"Я родился по недосмотру 20 июня 1934 года, в Москве, в родильном доме имени Крупской, что на Миуссах. Моя двадцатилетняя к тому времени матушка Мария Шевченко, привезенная в Москву из Краснодара молодым, вспыльчивым и ревнивым командиром, бывшим моряком, устремившимся в семнадцатом году из благообразной Литвы в Россию Юзефом Визборасом..."

Юлий Ким рассказывал: "Без Визбора я не взялся бы за гитару. Я пришел в институт сложившимся начинающим поэтом. Я меня уже было 20 стишков, один другого хуже, по нынешним меркам. Но, тем не менее, я думал о поприще стихотворном, а не песенном. А глядя на Визбора, нельзя было не взяться за гитару".

Для распространения и популяризации песен Визбора не понадобились средства массовой информации. Эстрадному официозу народ тогда предпочитал песни без вранья, без пафоса — песни бардов. В 1966 году он снялся в кино у Марлена Хуциева "Июльский дождь". Было еще несколько ролей и опыты в театральной режиссуре. Он оставил нам 400 баллад, и несколько золотых фраз, вошедших в поговорки, к примеру "А также в области балета мы впереди планеты всей"

Юлий Ким рассказывал: "Вот таким Пушкиным в бардовском деле был, безусловно, Юра. Я думаю, что именно и только он, потому что он был универсален. Он выдал весь спектр основных интонаций бардовской песни, лирики, любой: саркастической, лирической, любовной, романтической - первый. И он, как сказано о нем, задал тон первым гитарам".

Юрий Визбор работал учителем, служил в армии, а в 1962 году стал инициатором создания молодежной радиостанции "Юность".

С 1964 года совместно с группой единомышленников Визбор начал издавать журнал "Кругозор", в котором создал уникальный жанр "песни-репортажа". С 1970 года он работал сценаристом и редактором кинообъединения "Экран" Центрального телевидения.

Первую роль Визбор сыграл в фильме "Июльский дождь" в 1967 году. Среди самых интересных ролей Визбора - Бегоунек в "Красной палатке", Саша в "Ты и я", Балашов в "Белорусском вокзале", Борман в "Семнадцати мгновениях весны". По сценариям Визбора поставлено свыше сорока документальных фильмов, а также художественный фильм "Год дракона" и телефильм "Капитан Фракасс". Визбор считается одним из основателей и самых ярких представителей авторской песни.

Визбор написал ряд сценариев и пьес, которые шли во многих театрах страны. Повести и рассказы Визбора были опубликованы большей частью уже после его кончины. Книга «Я сердце оставил в синих горах» (1986—89) имела тираж 250 тысяч экземпляров.

Великий бард. Великий актер. Великий журналист. Он должен был быть национальным героем. Осенью восемьдесят четвертого ни одна газета даже строчкой не обмолвилась о его смерти.

Сейчас жуткий кризис и мучительные поиски жанра в государственном и коммерческом радиовещании. Станции ищут и не могут найти единственно верную интонацию: не хамский отвяз, но и не официоз; не заигрывание, но и не высокомерие; не копирование чужих стандартов - но и не кондовое "наше". Между тем однажды такая интонация уже была найдена в русском эфире. Это то, что ухитрялся в самые черные подцензурные времена делать Визбор на радиостанции "Юность" и в журнале "Кругозор".

Интонация, которую он нашел, не должна быть попугайно повторена. Второго Визбора в эфире не будет - это знает даже родная его дочь Татьяна, работающая на "Радио России". Но именно "формат Визбора", будь он проанализирован и понят, мог бы дать нынешнему русскоязычному эфиру второе дыхание.

Дима Богачев (главный продюсер проекта "Песни века") высказал свое видение: "Визбор мог бы стать нашим Синатрой". Мысль, приведшая поначалу многих в шок, все меньше и меньше кажется случайной. Как и Синатра - он блестящий киноактер, один из самых недооцененных наших актеров. Многие, просматривая сейчас старые фильмы с Визбором, ахают: в Голливуде из такого слепили бы звезду мирового масштаба вроде Марлона Брандо. Впрочем, при всей недооцененности Визбора-актера роль Бормана в "Семнадцати мгновениях" едва не перечеркнула его имидж барда и журналиста. Дети узнавали его на улицах, цеплялись за фалды и кричали: "Дяденька Борман!"

Как и у Синатры, у него фантастическое обаяние и сексуальность, которые не надо доказывать - это просто шибает тебя наотмашь, хочешь ты или не хочешь. Как и Синатра, Визбор - певец нормы. Он не поучает и не кричит, он с усталой улыбкой просит:

Нажми, водитель, тормоз, наконец,
Ты нас тиранил три часа подряд.
Слезайте, граждане, приехали, конец --
Охотный ряд, Охотный ряд...

Охотный ряд, Охотный ряд...

Однажды он сказал: "За окном с зонтами бродит человечество, обокраденное нами на любовь". Нас обокрали на Визбора. Если даже будут найдены, восстановлены и заново аранжированы все песни; если свежим взглядом мы отсмотрим все фильмы, вплоть до короткометражек - мы все равно останемся обворованы. Он должен был не только прожить больше - мы должны были взять у него больше.

Глупейшая расхожая легенда - "вообще-то поэт средненький, мелодист никакой, просто плейбой, обаяшка и рубаха-парень с потрясной энергетикой" - наконец-то начала разрушаться. Гитарист Константин Тарасов и клавишник Александр Прокопович пошли на рискованный эксперимент: с помощью новейшей звукозаписывающей и компьютерной техники наложили свою оркестровку на гитару и голос Визбора. Результат ювелирной работы кого-то покоробил, кого-то поставил на уши, но даже яростные оппоненты сказали: мы не знали, что Визбор - столь потрясающий мелодист; что в ткани его песен сидит джаз и в ритмике - свинг. Когда Костя спросил у наследников Визбора, согласны ли они на такое вольное обращение с архивными пленками, те ответили: "Ну что вы, конечно, он ведь всю жизнь хотел записаться с оркестром".

Самые цитируемые слова во всей русской литературе написал Юрий Визбор. Их знают все. Откройте наугад любое издание, любой его номер. Найдите дежурную констатацию, что в той или иной сфере «мы впереди планеты всей». Это слова Визбора.

Полностью было так:

Зато мы делаем ракеты,
Перекрываем Енисей.
А также в области балета
Мы впереди планеты всей.

За эту песню Визбор получил все положенные выволочки в парткомах и резко замедлил свой служебный рост в Гостелерадио СССР. Строфу, которая ходила по стране в чужом исполнении на магнитофонных пленках, усекли до последней строчки и безоговорочно приписали Высоцкому. Психологически это абсолютно не случайно: нервический Высоцкий легче вязался с разоблачительным пафосом.

А Визбор ничего и не разоблачал. Просто констатировал, что дела в стране обстоят именно так - а он в этом всем неким образом существует, даже не усмехаясь - улыбаясь.

Почему же власти предержащие были так взбешены? Визбор перечеркнул национальную гордость и идею страны "МЫ ДЕЛАЕМ РАКЕТЫ" всего четырьмя буквами "ЗАТО".

ЧЕЛОВЕК КОСТРА И ГИТАРЫ

Юрий Визбор прожил, по нынешним меркам, немного. Но и сегодня, в дни, когда ему исполнилось бы 70 лет, мы продолжаем слушать и напевать его песни.

Странный был человек Визбор. Дело в том, что при столкновении двух понятий - "советская власть" и "бард" - неизбежно возникало социально-культурное трение, а значит, и маленькая, но реакция - горение. В иных случаях возгоралось пламя, в других - огонек, чаще - проблесковый маячок или искра. Неумолимое свечение - это Окуджава. Взрыв - это Высоцкий. Разряд тока - Галич. Список можно продолжать. Визбор как будто единственный из бардов, чье горение возникло не благодаря и не вопреки, а как-то само по себе. Ну что может быть безобиднее: лыжи у печки, какие-то милые мои, улетающие на самолетах "Аэрофлота", встречи, прощания, всяческие горы и равнины...

Впрочем, чего еще было ждать от человека мирного, незлобивого, в меру упитанного, с гитарой? Чего ждать от лояльного советского журналиста, поэта, прозаика, драматурга? От горнолыжника, походного человека, богемного, наконец, персонажа (он ведь был известным актером, рано сделал кинокарьеру, снявшись в 1969 году в одной из главных ролей в первом советско-итальянском фильме "Красная палатка")? Член союзов, типичный "творческий работник" московско-семидесятнического разлива, чьи портреты вырезали домохозяйки и вешали их на стеночке у изголовья...

Основным занятием Визбора была все-таки журналистика. Журнал "Кругозор", где он довольно долго работал, был своего рода ноу-хау советской журналистики: помимо обычных страниц, в каждом его номере была вкладка - штук пять синих или бледно-серых гибких пластиночек, которые граждане посознательнее аккуратно вырезали, складывали в стопочку и слушали потом на обычном проигрывателе.

Визбор, конечно же, был вполне трезвомыслящим и по-хорошему расчетливым человеком. Когда он понял, что выпускать собственные пластинки, несмотря на всю безобидность песен, ему не дадут (при жизни вышло всего две, с интервалом в 20 лет), а просто строчить производственные репортажи скучно, он придумал новый жанр - песню-репортаж; эти песни и выходили впоследствии на гибких пластинках в "Кругозоре".

Сейчас все это кажется крайне наивным, но тогда, в 1970-е годы, когда советская печать уже впала в словесный маразм, которым и выразить-то ничего было нельзя, Визбор каким-то чудом сумел внести разнообразие и в свою жизнь, и в жизнь своих читателей и слушателей.

О чем были эти репортажи? Ну, как обычно. Знатный водитель, славный полярник, смелый летчик - героические профессии, в которые Визбор, кстати, погружался с головой на месяц, на два. Каждый такой шестиминутный репортаж состоял из сложной компиляции интервью с героями, шумовых эффектов и, конечно же, песен, которые Визбор писал вроде бы об этих людях, как бы вдогонку, лишь чуть-чуть обобщая. Иногда, впрочем, даже подлинные фамилии оставляя в песнях.

Так вот он и мотался все время из конца в конец страны, возился со всеми своими летчиками, водителями, доярками, подводниками... Он жил, извините, не на Арбате, и, извините еще раз, не на Таганке играл - жил в пути, в дороге, как живет всякий приличный журналист при любом, за исключением совсем уж каннибалистского, строе. Понимая, что профессия журналиста дает уникальную возможность пожить жизнями других людей, он использовал эту возможность на полную катушку.

Иногда это заканчивалось трагикомически. Визбор рассказывал, как однажды чуть не умер во время двухнедельной командировки в Мурманск: со всеми мичманами, офицерами и адмиралами там надо было пить, причем спирт, разведенный водой. Почти без закуски. Там это не принято. Отказаться - значит смертельно обидеть. Согласиться - сознательно рисковать здоровьем. "Потом у меня произошел распад личности. Когда вернулся к жизни, чувствую, будто лежу в гробу. Голову поднять не могу: ну, думаю, вот она и смерть наконец-то. Чувствую, что с левого края гроб кончается и стенки слегка трясутся. Соображаю: нет, пока не умер. Выяснилось, что я лежу на третьей полке в офицерской каюте. Слез. Полная темнота. Разбил несколько приборов, но нашел выключатель, зажег свет... Так началась моя командировка на Северный флот". Вы будете смеяться, но для в меру потребляющего алкоголь в компаниях человека - подобный спиртовый заплыв, согласитесь, своеобразный подвиг.

Просто ему, как, в общем-то, всякому художнику, необходимо было хоть чуть-чуть верить в то, чем он занимался. И именно поэтому даже "производственные" песни Визбора не вызывают отвращения - они написаны искренне. И именно этого - искреннего интереса и любви к своему народу, стране - не хватает сейчас фиговой туче актуальных, продвинутых, начитанных и прочее художников слова: все есть, а любви нет.

Именно отсюда, от этой журналистской честности по отношению к факту и человеку, вышел Визбор - бард, поэт, исполнитель. В отличие от тех, кто творил, Визбор словно бы говорил своими песенками: этим может заниматься каждый. Его слова были первыми попавшимися, но очень кстати. Так, именно Визбор первым, может быть, неосознанно, прекратил культ обожествления бардовской песни. Он одновременно породил и жанр "песни у костра", и саму культуру "общего" пения. Вместо того чтобы пить и проклинать власть, Визбор предложил путь более полезный и практичный: радоваться, преодолевать себя, любоваться красотами гор и равнин, грести, плавать, зарастать бородой и спасаться от комаров.

Вместо саморазрушения он предложил созидание, причем совершенно лояльное к власти: туризм, спорт, коллективное преодоление себя. А вышло вот что: он увел целое поколение за собой, в горы, в дорогу, и тем самым спас всех этих людей от густого брежневского маразма, одновременно прививая им абсолютно космополитические ценности. Его песни были для того, чтобы любой прыщавый, изнеженный интеллигент в очках тоже мог ощутить вкус и преимущество мужского существования и, благородно сняв куртку, укрыть плечи соседки-однокурсницы. Эти песни можно было продолжить самому, переделать, в конце концов, даже присвоить - без опасения, что уличат в воровстве. Бардовская песня стала массовым явлением именно тогда, когда ее можно стало выдать за свою - но именно эта необязательность делала песни Визбора народными, общими.

Визбор, собственно, и не был против. И слыша у какого-нибудь современного костра вот это набившее оскомину "милая моя, солнышко лесное", ты радуешься только одному: этот народ уже не в первом поколении уходит в горы. От скуки, от корпоративной этики, от всех этих ублюдочных шоу и пивных фестивалей, от попсы, от раскаленного летнего асфальта, наконец... Всегда найдется, от чего уходить. Но хорошо, думаешь ты, что им есть, куда уходить. И, к счастью, им есть, что спеть.

Рассказ технолога Петухова

БИОГРАФИЯ

Юрий Иосифович Визбор родился в Москве 20 июня 1934 года.

Биографы пишут, что его мать Мария Шевченко и отец Юзеф Визборас (в российском варианте его непривычная литовская фамилия потеряла две последних буквы, а имя стали писать как "Иосиф") познакомились в Краснодаре. Юзеф был красным командиром, моряком, а также неплохим художником. В годы сталинского террора он был репрессирован, а в 1958-м реабилитирован посмертно. Юрий и его мама (по образованию фельдшер) были вынуждены "путешествовать" по стране в поисках заработка.

Часть детства Визбора прошла в Хабаровске, потом они вернулись в Москву, где пережили Великую Отечественную войну. Еще в раннем детстве отец пытался учить мальца живописи, но тот не желал быть хлюпиком-художником или лириком-поэтом. Он мечтал о небе или футбольном поле. Но в 14 лет взял гитару и стал "брать уроки" у дворовых учителей. Тогда же случилась первая любовь и первое четверостишие. Потом, провалившись в престижные вузы, по совету друга Владимира Красновского решил поступать в педагогический.

Сначала мысль эта показалась Визбору очень смешной, но друг в качестве последнего аргумента предложил хотя бы поехать посмотреть это "офигительное здание" на Пироговской. Предоставим опять слово биографам: "Внешний вид действительно произвел на Визбора впечатление, а первым человеком, встреченным внутри, оказалась девушка, которая в пустой аудитории играла на рояле джазовые вариации. Позднее с этой девушкой - Светланой Богдасаровой - Визбор написал много песен. Но тогда - в 1951-м - решение было принято, и, как ни странно, на этот раз со вступительными экзаменами Визбор справился успешно".

На первом-втором курсе Визбор написал свою первую песню "Мадагаскар", положив собственные слова на музыку из спектакля Кукольного театра Сергея Образцова "Под шорох твоих ресниц". Кстати, он поначалу многие песни сочинял не на свою музыку, а при участии друзей-композиторов. Как потом напишут биографы, "визборовскую волну "педсочинительства" поддержали пришедшие чуть позже в институт Юлий Ким, Борис Вахнюк, Ада Якушева (будущая первая жена Визбора). Так фактически зарождалась советская бардовская песня".

После окончания МГПИ Визбор поехал по распределению в поселок Кизема Архангельской области, где преподавал русский язык, литературу, географию, английский язык, физкультуру... Потом пошел в армию. Служил на Севере России, в Карелии, Хибинах. Там впервые попробовал себя в роли журналиста: в армейских газетах печатались его рассказы, стихи и даже "строевой гимн связистов". Сам он о своей "шатунной" жизни писал так: "Я рыбачил, стоял с перфоратором смену, менял штуцера на нефтедобыче, подучивался навигаторскому делу, водил самолет, участвовал во взрывных работах, снимал на зимовках показания приборов, был киноактером, фотографии выставлял в Доме журналистов, прыгал с парашютом, стоял на границе в наряде, служил радистом и заработал I класс, ремонтировал моторы, водил яхту, выступал с концертами, чинил радиоаппаратуру, тренировал горнолыжников, был учителем в школе, работал на лесоповале, водил в горах и на севере альпинистские и туристские группы, строил дома, занимался подводным плаваньем. Вот, пожалуй, и всё".

Нет, не всё! В 1962 году он выступает инициатором создания молодежной радиостанции "Юность". С 1964 совместно с группой единомышленников издает журнал "Кругозор". Люди моего, советского, поколения помнят, сколько чудесных песен можно было найти на пластмассовых пластиночках, вложенных в этот журнал. А началось все с песни "На плато Расвумчорр", которая вышла как приложение к журналу. В 1966 году по своему сценарию снял документальную картину "Тува - перекресток времен". Потом стал работать в творческом объединении "Экран" Центрального телевидения. Участвовал в создании 40 картин, среди которых - несколько художественных фильмов: "Год дракона", "Прыжок". И сам немало снимался (вспомните "Возмездие", "Красную палатку", "Рудольфио", "Москва, проездом", уже упомянутые "Семнадцать мгновений весны"). В одном из лучших фильмов хрущевской оттепели - "Июльский дождь" Визбор исполнил песню Булата Окуджавы "Простите пехоте" и собственную - "Спокойно, товарищ".

Юрий Визбор написал ряд сценариев и пьес, которые шли во многих театрах страны. В 1973 году в театре имени Ленинского комсомола в Москве, например, была поставлена его пьеса, написанная в содружестве с Марком Захаровым, "Автоград-XXI", потом они же сделали сценическую версию романа Бориса Васильева "В списках не значился", которая была поставлена тоже в "Ленкоме" и в других театрах. Он писал повести и рассказы, которые в основном были опубликованы уже после его кончины.

ФИНАЛ

Родоначальник бардовского движения Юрий Визбор умер, когда ему было 50 лет. Неожиданно для всех и даже для себя самого. Как говорят врачи, он "сгорел" от рака печени буквально за три месяца. Ни одна газета не напечатала некролог, но вся страна узнала об этой скорбной вести мгновенно.

Юрий Визбор был похоронен на Новокунцевском кладбище.

О Юрии Визборе были сняты документальные фильмы "Не верь разлукам, старина" и "Вершина Визбора".

Текст подготовил Андрей Гончаров

Использованные материалы:

Материалы сайта www.vizbor.ru
Материалы сайта www.megapolis.org
Текст статьи "Нас обокрали на Визбора", автор В.Исмаилов

источник - http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=480

"ЮРИЙ ВИЗБОР - ЮБИЛЕЙ С ДРУЗЬЯМИ"

Татьяна Визбор о своем отце

В своей автобиографии Юрий Визбор написал, что прочитав его первое стихотворение «Сегодня я тоскую по любимой» мама-врач подсунула ему брошюру «Что нужно знать о сифилисе». Он был веселый и безгранично талантливый человек. О своем отце рассказывает его старшая дочь автор и ведущая «Радио России» Татьяна Визбор.

Роддом

Четырехэтажное здание роддома на Ленинском проспекте отец покорял вместе со своим другом, Володей Красновским по прозвищу Мэп. В ход пошли альпинистское снаряжение и имеющаяся рядом водосточная труба. Когда в окне последнего этажа появились две небритые физиономии, молодые мамочки застыли на какое-то время в немом ужасе, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы закричать, но моя мама сказала: «Не волнуйтесь, девочки, это мой пришел». И с гордостью поднесла к окну кулек: «Смотри, у нас девочка красоты неописуемой». При виде меня отец чуть не упал с водосточной трубы. Поразившая его красота ребенка действительно не поддавалась описанию: рот от уха до уха, нос размером с рот, а волосы, по словам отца, цветом напоминали «кровь парижских коммунаров». Подумав про себя, что в семье не без урода, в полном молчании отец спустился на землю, бережно поддерживаемый своим верным товарищем.

Это был один из немногих дней, когда вся семья - мама, папа и я - была вместе.

Подкидыш

Справа: дочь бардов Юрия Визбора и Ады Якушевой, журналист «Радио России» Татьяна Визбор

На Неглинке, где жили мама и папа, всегда собирался большой круг друзей, и я долгое время думала, что все они мои родители. Когда однажды на территории летнего детского сада в Кубинке появились 25 бородатых мужиков с рюкзаками, воспитатели забегали с криками: «Дети! Дети! Чьи это родители?» Я вышла и сказала: «Это мои родители». Среди них, конечно же, был мой папа, который в то время водил по Подмосковью группы туристов, и чтобы, как говорят, два раза не вставать, свои маршруты строил так, чтобы между делом посещать жемчужину Подмосковья - меня. В Кубинке находился образцовый детский садик от Минздрава СССР, где папина мама, Мария Григорьевна Шевченко, была начальником отдела гигиены питания. Там прошло мое счастливое детство.

До 16 лет я была практически на полном гособеспечении: ясли, сад, пионерлагерь, - но от этого совершенно не страдала. Даже напротив: с раннего детства я привыкла к самостоятельности. И когда однажды ко мне в пионерлагерь, который был под Рязанью (пять часов на перекладных), приехали родители с сумками, я бросилась им навстречу и спросила: «Гостинцы привезли?» Они сказали: «Да». Я сказала: «Давайте!» - повернулась и убежала. У меня были уже свои какие-то дела.

1 сентября 1966 года я пошла в первый класс - это вообще большое событие в жизни ребенка. Но так получилось, что мама уехала с агитбригадой в командировку на Дальний Восток, как поется в ее песне, «открывала побережье Камчатки», а папа был в Москве проездом, поэтому в школу меня собирали соседи: завязывали бантики, гладили белый фартучек, складывали в портфель учебники.

В какой школе я учусь, родители знали очень приблизительно. Помню, лет двенадцать мне было, когда после каникул папа разбудил меня в школу, а я спрашиваю: «Что случилось?» - «Вставай, ты проспала, сейчас занятия начнутся». - «Успокойся, папочка, не начнутся, я забрала оттуда документы и отнесла в другую школу, поближе к дому. Извини, я забыла тебе сказать». И плюхнулась спать.

Но один раз на родительском собрании папа все-таки был. Пришел, а там Людмила Гурченко сидит (мы с ее дочкой в одном классе учились), она тоже в первый раз в школу пришла. Больше папа с Людмилой Марковной на родительских собраниях не встречались, потому что на них не ходили.

Мне нисколько не мешало отсутствие пристального родительского внимания. Я не страдала от того, что они вечно заняты. Я всегда гордилась тем, что они настолько востребованы. Мама - Ада Якушева, известный бард и редактор радиостанции «Юность», папа - Юрий Визбор, знаменитый на всю страну бард, теле- и радиожурналист, актер.

Детство в рюкзаке

В гостях у драматурга, поэта и сценариста Михаила Львовского точит карандаши с дочерью Татьяной (начало 60-х)

С самого спиногрызного возраста родители брали меня в походы: зимой в горы, на лыжах, весной на реку, на байдарках. Когда мне было два-три года, отец сажал меня в рюкзак и нес за спиной. Папины друзья рассказывают, что таким образом я каталась с ним на горных лыжах в подмосковном поселке Турист, хотя сама я этого не помню.

Отец никогда не заставлял меня что-то делать, в походе так не принято. Если ты встал на ноги - а у нас в походах были дети, которым три-четыре года от роду, - будь любезен, подавай инструменты. Если ты этого не можешь - собирай хворост. Ты смотришь на других и хочешь быть полезным. Какое еще может быть воспитание? А вечером после какого-то бурного дня с порогами, с опрокидыванием лодок, с вытаскиванием кого-то из воды мы устраивали посиделки у костра: штопали лодки и пели песни - то, ради чего это, собственно, и происходило. Если на реке был спокойный день, на широком месте несколько лодок сплачивалось, тут же у родителей появлялись рюмочки, дощечки, на которых резались бутерброды, бралась гитара, и вот вся эта армада - шесть-восемь лодок - вместе с песнями, шутками, байками дрейфовала по воде.

Был смешной случай, который подтверждал друг моего отца, космонавт Валерий Рюмин. Как-то в апреле, когда папу по обычаю пригласили в ЦУП пообщаться и спеть любимые песни космонавтам, находящимся на орбите, Валерий Рюмин, который как раз был в полете, поинтересовался у отца: «Чего будешь делать на майские?» - «Как всегда: матч состоится при любой погоде - мы пойдем в байдарочный поход». - «Куда собираетесь?» - «В Калужскую область». По легенде Валерий выглянул в иллюминатор и сказал: «В Калужскую не ходи, погоды не будет, иди в Тверскую». Маршрут поменяли, и действительно: в Калужской был холод собачий и дожди, а в Тверской - хорошая погода, солнце, и мы даже купались в реке Медведица.

У нас была постоянная компания, которая прирастала новыми людьми. В основном это были альпинисты, горнолыжники, ученые, попадались большие начальники и известные барды. На речку Нару, например, с нами ходили Сергей Никитин, Виктор Берковский.

Фильм "Юрий Визбор. Судьба и песни". 1999.

Борман

Визбор – радист 1-го класса, сержант Советской Армии, Кандалакша, 1957 г.

В Калужской области мы сплавлялись по Угре. Во время войны там шли тяжелые бои, и поэтому на берегу мы находили и гильзы, и патроны, и котелки, и ложки, и каски. А отец как раз сыграл Бормана в фильме «17 мгновений весны», по-моему, это был 1974 год. И вот мы заставляли его надевать немецкую каску и произносить «Ми фас бутем немношко фешать», а сами гонялись за ним, нападали. Папа еле отбивался, и «наши» всегда побеждали.

Корреспондент журнала «Кругозор» Юрий Визбор на строительстве дороги Хорг-Ош, 1965 г.

Многие папу помнят именно по роли Бормана, хотя он снялся в 18 картинах.

Однажды отец находился на съемках документального фильма в Ставрополье, и ему срочно нужно было приехать в Москву. Представляете себе аэропорт курортного города во время летних отпусков: жара, давка, билетов нет. Отец протиснулся к окошку, очки черные приподнял и говорит кассирше: «Вы меня узнаете? Я Борман. Мне надо срочно улететь в Берлин. Вы меня понимаете?» Она его почему-то сразу поняла и шепотом сказала: «До Берлина, к сожалению, нет, есть до Москвы». Отец кивнул и так же шепотом произнес: «Очень хорошо, давайте что есть». И улетел!

К сожалению, во второй половине жизни я стала похожа на папу в роли Бормана. Что меня как девушку, конечно, не красит, но тем не менее какие-то фамильные черты вдруг таким странным образом во мне проявились.

Мать…

Честь и хвала маме моей, и в первую очередь ей: когда мои родители развелись, я этого просто не заметила. Никто в семье ни с кем не ругался, не хлопал дверью, не делил имущество. Мне было семь лет, когда мама получила квартиру, и мы с Неглинки переехали на Загородное шоссе. Мама второй раз вышла замуж за друга моего отца, журналиста Максима Кусургашева, а папа к тому времени уже был женат на актрисе Жене Ураловой. Когда они получили трехкомнатную квартиру, на семейном совете было решено, что я какое-то время поживу с папой и Женей по причине лучших жилищных условий.

На Загородном шоссе в пятиэтажной хрущобе, где у нас была четырехметровая кухня и пятнадцатиметровая комнатка, жили я, мама, мой отчим Максим-старший, мой братик Максим-младший и еще часто приезжал и жил у нас Леша Кусургашев, старший сын Максима от первого брака. И так как ровно полкомнаты у нас перегораживал концертный рояль «Беккер» императорского завода XIXвека, Алексею стелили на рояле. А я на нем делала уроки: закрывала крышку, и у меня получался письменный стол. Или на балконе, если была теплая погода. У меня там стоял столик, и когда дул ветер, тетрадки улетали, а девочка, которая гуляла внизу, стряхивала их потом с деревьев и приносила мне на пятый этаж. Так мы познакомились и дружим, кстати, до сих пор.

Плюс ко всему у нас был очень открытый дом: и у мамы, и у папы постоянно гостили друзья. А так как на Загородном их вообще класть было некуда, мы брали раскладушку, которая въезжала головой под стол, а ноги были в коридоре, и перегораживали совмещенный санузел. Обычно я просыпалась раньше всех, как мышь, прошмыгивала в щелку, перепрыгивая через чьи-то ноги, и шла в школу. А некоторые гости, забыв о том, что они спят в квартире под столом, пытаясь утром встать, оглашали квартиру всякими словами интересными и ударами головы об стол. При этом у нас постоянно жили собачки, коты и прочая живность. Но всем хватало места, и если б мне кто-нибудь сказал, что у меня было тяжелое детство, что я как-то не так жила, это была бы чушь полная! Я существовала абсолютно комфортно и даже, наоборот, когда переехала к отцу и Женя Уралова, замечательная актриса, занялась моим воспитанием, я поначалу очень грустила по утраченной вольнице.

Мама, я хочу домой (Юрий Визбор)

Мачехи

В альплагере на Памире исполняет свои песни, 1978 г.

Новая жена моего папы, Женя, очень многое мне дала. Я была непростым подростком, очень деятельным: школа общеобразовательная, школа музыкальная, стадион, дворец пионеров, «драмкружок, кружок по фото, а еще мне петь охота». А мачеха научила меня шить, вязать, готовить, добавила мне женственности.

Своим постоянным браком - мы с мужем вместе уже 24 года - я обязана другой своей мачехе, Ниночке, которая моему мужу все время говорила: «Сережа, ты с Танечкой поаккуратней, у нее очень плохая наследственность». Потому что у папы было четыре официальные жены, не считая мелких увлечений.

Отец, конечно, очень нравился женщинам. Мама рассказывает, что еще в студенческие годы, как заходишь в институт и видишь стайку девиц, можно было не сомневаться, что в центре этой стайки стоит Визбор.

Я сама была не раз свидетельницей этого обожания. Как-то папа заехал на факультет журналистики, где я тогда училась, и пригласил нас с подругами в кинотеатр на картину Ларисы Шепитько «Ты и я», которую он считал одной из лучших своих работ. Мы сидим, а впереди какие-то две девицы, и вот начался фильм, в первых же кадрах появился отец, и одна другой говорит: «Посмотри, Визбор - какой хорошенький!» Я смотрю на папу, думаю: «Кто такие? Как посмели? Это же мой папа!» А отец сидит и скромненько улыбается.

Моя мама сохранила мне отца. До последнего момента мама с папой поддерживали теплые дружеские отношения. Они всегда были родными людьми.

Меня родители никогда не делили. Отец встречался со мной сколько хотел и когда хотел, никогда из моей жизни не пропадал. Круг родительский только расширялся - благодаря мачехам, отчиму. Я получала поддержку от четырех-пяти родителей, которые пытались каким-то образом на меня воздействовать. В моем случае это просто везение, но больше всего, конечно, повезло моим детям, у которых много бабушек и дедушек.

Журналистка

О популярности своих родителей я долгое время не догадывалась, да и сами они не придавали этому значения. Когда я поступила на факультет журналистики МГУ, мои подруги стали говорить: «Тань, пошли на концерт Визбора, достань билеты».

Несколько раз отец приходил к нам в учебную студию. Многие мои сокурсники до сих пор помнят пресс-конференцию, которую вместе с отцом организовал бывший тогда завкафедрой телевидения и радиовещания Георгий Владимирович Кузнецов.

Но один отцовский урок «журналистского мастерства» я запомнила на всю жизнь. Я делала материал для молодежной редакции Центрального телевидения о папиной песне-репортаже, посвященной подвигу летчика Павла Шклярука. И вот у нас съемка, приехала целая группа телевизионщиков к нам на улицу Чехова в однокомнатную квартиру, и мне надо было подготовить вопросы. Но я особо не готовилась, думала, спрошу у отца что-нибудь, он же не будет ребенка подставлять, сам все прекрасно расскажет. И вот я что-то спрашиваю, а он односложно отвечает: «Да»; я задаю еще какой-то вопрос, он: «Нет». И молчит. И улыбается. А там вся съемочная группа: осветители, операторы, режиссеры, звукорежиссеры, руководители группы. Я вызываю отца в ванную (уединиться-то негде) и говорю: «Ты чего меня подводишь?» Он смеется: «Какой вопрос, такой ответ. Готовиться надо было, дорогая».

Меня часто спрашивают, мешала ли мне фамилия Визбор. В какой-то момент, наверное, мешала. Я попала под замечательный афоризм Сергея Георгиевича Лапина, бывшего тогда председателем Гостелерадио СССР: «У нас не завод “Красный пролетарий”, нам не нужны трудовые династии». И я, получив официальное распределение в молодежную редакцию ЦТ, пришла в отдел кадров, где мне сказали, что я не могу работать в системе Гостелерадио никем, даже уборщицей. Это был сильный удар. Знаете, что сделал папа? Он сказал: «Хочешь, я уйду из штата?» (А он тогда был штатным сценаристом творческого объединения «Экран».) Это был поступок. Но в этом случае пришлось бы увольняться и маме, и отчиму, которые работали на радиостанции «Юность».

Я горжусь своей фамилией. Она досталась нам от дедушки-литовца Юозаса Визбараса. При переезде в Россию после революции непонятное для пролетариата окончание «-ас» убрали, а в 1938 году по сфабрикованному обвинению расстреляли и дедушку. Папе тогда было три года.

Лыжи у печки стоят

Юрий Визбор в ответственной командировке на Севере, 70-е гг.

Зимой отец всегда ездил в горы - на Чегет, Домбай - кататься на лыжах. Само собой разумеется, что он поставил на лыжи и меня, так поставил, что я до сих пор не катаюсь. Он решил, что я должна получать спартанское воспитание, и поэтому купил мне наши, советские лыжи. Несмотря на гордое название «слалом», поворачивать они не умели, за что и получили страшное прозвище «гробы» - тяжеленные деревянные лыжи. Папа считал, что если я научусь ездить на них, то буду уметь кататься на любых. В результате я не научилась ни на каких.

На втором курсе университета я уговорила папу взять меня в альплагерь, так как решила всерьез заняться альпинизмом. Но в ту смену произошла беда: в палатку к пяти альпинистам залетела шаровая молния: один человек погиб, четверо обгорели, - и отец запретил мне заниматься альпинизмом. Спорить было бесполезно.

А 1980-м его самого привезли из Кировска на носилках с двойным переломом тазобедренного сустава. Он там снимал документальную картину «Город под Полярной звездой» и катался на лыжах. Довольно долго папа был в гипсе, но при этом умудрялся выступать на концертах. Кто бы мог подумать, что ему оставалось жить всего четыре года?

Отец был таким сильным и мужественным человеком, казалось, с ним никогда ничего не может произойти. Никогда!

Папина дочка

Струны на гитаре я стала неумело перебирать еще лет в десять, мне тогда жутко нравилась песня Егорова «Я вас люблю, мои дожди», и мы с мамой подобрали ее на семиструнной гитаре. А потом в альплагере мне дали гитару и сказали: «Визбор?» - «Визбор». - «Играй». - «Я не умею». - «А никого не волнует, раз Визбор, значит, получится».

Папа ни разу не слышал, как я играю. Он все время пытался меня подловить, хотел, чтобы я ему сыграла и спела. Но я никогда этого не делала и до сих пор жалею, что этого не произошло. Папа гордился мной, ему понравилось бы все, что я делаю, но я боялась его разочаровать. Казалось, что жизнь огромная, еще тысячу раз успеешь: помудреешь, повзрослеешь, будешь лучше писать, лучше петь и лучше играть… Знать бы, что времени на это нет. Жалко.

Сейчас на вечерах его памяти я выступаю вместе со своими детьми. Надеюсь, что они унаследовали хоть часть талантов своего деда.

Фото из архива Татьяны Визбор, Константин Овчинников

Опубликовано в журнале «Медведь» №131, 2009

Источник: www.medved-magazine.ru